Княжья доля

— Что-то ты даже заглянуть не соизволил. Пришлось даже гонца за тобой посылать, — упрекнул Константин священника, когда тот появился в дверях, сопровождаемый Епифаном.

— Я слово молвить хочу, — нерешительно помявшись, наконец выдавил Николай.

— Говори. Я слушаю, — ободряюще улыбнулся Константин.

— При всех хочу. Вели Михаила позвать с Вячеславом. — Голос его был тих, но настойчив.

— Вот как? — Удивление нарастало, тем более что Костя совершенно не понимал, зачем именно Николай хочет собрать всех вместе.

«Наверное, надумал что-то, — решил он. — Не зря же весь вечер и всю ночь молчал да слушал. Наконец-то прорвало. Если бы еще узнать, в какую сторону, совсем хорошо было бы».

Он коротко кивнул Епифану, утверждая просьбу, и расторопный стременной спустя минут десять уже явился, сопровождая Миньку и Славку, после чего, отвесив поклон и убедившись, что дополнительно никаких ценных указаний не будет, тихо прикрыл за собой дверь, предварительно предупредив:

— Ежели что, я тут поблизости буду. В случае, коль надобность какая, мигом появлюсь, только глас подай.

Заинтригованные загадочным вызовом — вроде бы пару часов назад успели обо всем и поговорить и договориться, — и оттого непривычно молчаливые, оба приглашенных уселись рядышком на лавку, и Николай, перекрестившись, приступил, как умел, к изложению того, что наболело у него на душе.

Он говорил о новой, неведомой пока опасности для всей планеты и ее жителей, которую, сами того не желая, могут вызвать наращиванием вооружений, но главное, их совершенствованием и вводом принципиально нового, путешественники во времени, о том, что надо бы вместо этого заниматься совсем другим, противоположным — мирным, гуманным, то есть воспитанием человеческой души.

Заодно не преминул напомнить и о том, что те силы, которые организовали эксперимент, вполне вероятно, ждут от них именно этого. То есть вначале всем четверым надлежит самим сдать экзамен на гуманизм, а уж потом…

Например, Константин. Коли он наделен княжеской властью, то отчего бы первым делом не применить ее на богоугодные дела. Про странноприимный дом он уже слышал, но его одного мало, поскольку тут работать и работать, например, заняться законодательством и отменить смертную казнь…

Его не перебивали, слушая очень внимательно, но отец Николай чувствовал, что это была тишина непонимания.

Хуже того — неприятия.

К тому же он и сам для себя до конца толком еще не сформулировал, чего именно хочет, самому себе не ответил ни на один поставленный вопрос, отчего речь его была невнятной, язык путался, мысли свивались в невообразимый клубок, из которого выдергивать их приходилось вслепую.

Наконец отец Николай, окончательно запутавшись, затих. Константин первым прервал молчание, наступившее после окончания речи священника:

— Ну основную мысль я, в общем и целом, уловил. Могу заверить, что принцип «не убий» вас никто нарушать не заставит.

— Только меня? — уточнил Николай.

— Увы, — развел руками Константин, но потом спохватился: — Хотя вон еще и Миню тоже. А уж нам с Вячеславом придется, причем неоднократно. Что до отмены смертной казни, то сразу замечу, что не собираюсь этого делать ни сейчас, ни впредь, ибо из ума еще не выжил, как князь Владимир Красное Солнышко или наши будущие президенты, так что и тут извини.

— Ну с президентами все понятно, — кивнул Славка. — А что, этот князь тоже ее отменял? Странно. А ведь с виду приличный человек, — удивился он.

— Было дело, — кивнул Константин. — Крышу на старости лет снесло равноапостольному, вот он и перестал разбойников казнить, а те и рады стараться. — И, усмехнувшись, осведомившись у Николая: — Кстати, ты, случаем, не помнишь, кто ему сделал замечание, чтобы он наконец взялся за ум?

Тот потупился и нехотя произнес:

— Духовенство.

— Во-о-от, — удовлетворенно протянул Константин. — А что они ему сказали?

Николай вздохнул, но послушно процитировал:

— Если ты не казнишь злых, значит, сам свершаешь зло по отношению к добрым, поскольку из-за твоего нерадения умножаются злые на пакость добрым. Так что погуби злых, чтобы добрые жили в мире. — Но сразу же пояснил: — Это было давно, а ныне можно было бы и…

— Если уж это выглядит как несусветная дурь даже в конце двадцатого века, — резко перебил его Константин, — то сейчас тем более, отче. — И мягко, но в то же время властно остановив движением руки протестующий против последнего слова порыв Николая, пояснил: — Именно отче, поскольку я тебя мыслю поставить не только министром просвещения, но и главой всей Рязанской епархии. Начнешь, как и водится, со священника. Надеюсь, епископ Арсений возражать не станет и сан на тебя возложит.

— Правильно говорить, в сан рукоположит, — машинально поправил ошалевший от неожиданного начала ответной речи Николай.

«Не поняли, — мелькнуло в его голове. — Они же ничего не поняли. Да и я виноват, путаник окаянный. Надо же не так объяснять. А может, еще раз попробовать? Или все равно не поймут?»

— Пусть будет так, — продолжил тем временем Константин. — Далее примешь монашеский сан.

— Схиму, — вновь не удержался от поправки Николай.