– А мне что, не досталось? – буркнул Ригерт и заскрипел стулом, поднимаясь на ноги.
Я не стала оборачиваться, сделала вид, что заснула.
– Шли бы вы к себе, – проворчала Фелиция. – Она и без того плохо восстанавливается. Укус хорши та еще гадость.
– Ильса? – Он склонился надо мной, и мне больших усилий стоило, чтобы не разреветься, уткнувшись носом в подушку. Все то, о чем говорил Ригерт, словно разбередило едва затянувшуюся рану. – Отдыхай, – услышала тихое, – но все же подумай… обо всем. Не беспокойся, я никому ничего не скажу.
– Нечего говорить, – хрипло выдохнула я, – совершенно нечего.
И это могло стать чистой правдой.
Ригерт ушел, а Фелиция снова занялась мной. Она решила поменять повязку на плече, бинты присохли к краям раны, пришлось отмачивать. Потом она перебинтовала мне запястья, ее пухлые пальцы ловко порхали, управляясь с полосками чистого полотна. Я, уже по привычке, прикрывала глаза, чтобы не видеть болячку у нее на руке. От одного вида постоянно трескающейся коричневой корки меня начинало подташнивать. И почему Фелиция не забинтует ее? Настолько привыкла? Но раньше… ничего такого я не замечала.
– Вечереет, – бодро сказала женщина. – Кто сегодня у тебя дежурит?
Я пожала плечами.
– Может быть, Альберт?
Полные губы Фелиции растянулись в улыбке.
– Хороший мальчик. Он тебе нравится?
– Нравится.
– Я, когда на него смотрю, молодость вспоминаю, – голос лекарши сделался сладким до приторного, – конфетка, а не мальчик. Если понадобится снадобье от беременности, ты знаешь, у кого его брать.
– Спасибо, – я покорно кивнула, не желая ее разубеждать ни в чем. Пусть себе.
Мы были совершенно одни в лекарской палате. Я сидела, опираясь спиной об изголовье. Сквозь окно на пол падали розоватые лучи заходящего солнца, рисуя светлую дорожку по серому камню. Фелиция, подхватив таз с водой и старыми бинтами, направилась к выходу и там едва не столкнулась с мастером Бристом. Шустро шмыгнула в сторону, потому что Брист вошел широким шагом, ворвался, подобно темному вихрю. За ним процокала каблуками миниатюрная женщина средних лет, одетая роскошно, даже немного вульгарно. Я никогда не понимала, как можно носить платья с таким глубоким вырезом, что, казалось, грудь сейчас из него вывалится.
Я непонимающе уставилась на Бриста: мужчина улыбался, темные глаза довольно блестели. В общем, он имел такой вид, как будто только что проделал весьма важную и нужную работу. Или вырезал из дерева очередную спинку для стула.
– Ильса, – сказал он, продолжая улыбаться, – угадай, кого я к тебе привел?
И небрежным жестом пригладил седоватые волосы.
Оба они – наставник и незнакомка – остановились у моей кровати. Я мазнула взглядом по женщине. Роскошная, конечно, дамочка: в темно-синем бархате и кружевах, на каждом пальце по драгоценному перстню. И черные волосы уложены в сложную прическу, только тщательно завитые локоны по бокам обрамляют красивое породистое лицо. Аристократка, тут не ошибешься. Но зачем она здесь? Новая целительница? Так вроде бы не помираю…
Я пожала плечами, глядя на Бриста. И высказала предположение:
– Это новая целительница, мастер Брист?
Неожиданно плечи женщины мелко затряслись, как будто моя догадка ее рассмешила. Но стоило глянуть на ее лицо, и стало ясно, что она попросту плачет. Веки покраснели, и по старательно напудренным белым щекам покатились первые слезинки.
– Это герцогиня ар Мориш ар Дьюс, – глухо произнес Брист, и в его голосе мне почудились брезгливые нотки.
– А, – я встретилась взглядом с герцогиней, – вы из-за Тибриуса приехали? Ну так я ему ничего дурного не делала. И сказать мне ровным счетом нечего.
Взгляд у нее был… совершенно больной. Безумный. Зрачки почти поглотили радужку, и там, в этой темноте, бесновались такие страсти, что мне сделалось не по себе. Герцогиня всхлипнула, затем, словно опомнившись, быстро вытерла щеки кружевным платком. По палате поплыл аромат дорогих духов.
– Ильсара, – строго сказал Брист, – герцогиня приехала не к Тибриусу, она понимает, что несколько опоздала с воспитанием сына. Она приехала к тебе, потому что…
– Моя девочка! – вдруг просипела женщина, падая на колени перед кроватью. – Моя кровиночка!
– В общем, Ильса, это твоя матушка, – подытожил мастер Брист.
Еще раз глянув на герцогиню, он подмигнул мне, круто развернулся на каблуках и пошел прочь, оставив меня с этой явно не совсем нормальной дамой, которая вдруг вообразила, что у нее есть дочь и что эта дочь – я.
На Бриста стоило обидеться за то, что оставил меня наедине с герцогиней, которая, похоже, была не в себе. Сперва она ощупывала меня, как будто впервые видела, умоляюще заглядывала в глаза. Я терпела и, только когда она меня схватила за прокушенное плечо, зашипела от боли.
– Моя девочка, – бормотала она, – нашлась!
Женщина тихо всхлипывала, сглатывала слезы, то и дело промокала их платком, и черная краска, которой она подкрашивала ресницы, тоже потекла, размазалась уродливыми пятнами вокруг пронзительно-синих глаз – таких же, как у Тибриуса.
– Послушайте, – выдавила я, – мне кажется, вы ошиблись.