И, самое главное, как тебе помочь?
Потом я снова задремала, а когда открыла глаза, рядом с кроватью сидел Ригерт Шезми. Живой. Весь в бинтах. С повязкой на одном глазу. Но – такой же живой, как и я.
– Ильсара, – сказал он. Голос по-прежнему слабый и хриплый. – Мне сказали, что ты как-то плохо поправляешься. Надо стараться, девочка. После того, что мы с тобой видели, мы просто обязаны вернуться в строй.
– Вы… – пробормотала я. – Но ведь… он вас зарезал. Ударил ножом! Я… я видела!
Ригерт усмехнулся грустно, глядя на меня здоровым глазом.
– Ударил, да. Надо очень хорошо разбираться в предмете, чтобы ударить так, как он это сделал: по ребрам, много крови, очень больно, но… не смертельно, Ильса, видишь? Ты так и не поняла, что произошло? Он причинил боль мне, причинил ее тебе. Ему хватило полученной силы для того, чтобы передавить волю своего хозяина и вышвырнуть нас из той аномалии, из которой мы бы сами не выбрались.
Я промолчала. Происходящее казалось совершенно нереальным, а радость от того, что Ригерт Шезми жив и, судя по всему, весел и доволен жизнью, – подозрительно блеклой и вялой.
Так вот, значит, что на самом деле сделал Винсент. Тогда понятно, почему чудовище-Флавия так на нем отыгрывалась.
Ригерт наклонился вперед, к моему лицу.
– Что у тебя с ним, Ильсара? Не хочешь рассказать?
– С кем? – мяукнула я, чувствуя, как стремительно краснею.
– Князь Долины дважды оставил мне жизнь. И оба раза ты была рядом. Я не дурак, Ильса, хотя ты можешь считать меня таковым… ну, потому что никто из нас не верил в то, что у ар Мориша хватит масла на такую гадость… Девочка, что у тебя общего с чудовищем?
В первое мгновение я онемела, а потом поняла, что стремительно краснею, даже щеки защипало. Так всегда бывало, когда к ним приливала лишняя кровь. Ригерт Шезми молчал и внимательно смотрел на меня, а я… прикусила губу. Я не знала, что ему ответить.
Сказать, что не принимала снадобье и провалилась в снах к князю Долины?
Что он со мной занимался, учил читать, писать и считать? Рассказывал истории королевств? Научил видеть и ценить красоту, что вокруг нас? Приходил в мою комнату, и мы убегали к морю, и он меня целовал?
Слишком сладкая тайна, чтобы ей делиться с кем-то еще, и воспоминания, словно прикосновения перышком к обнаженной коже, такие трепетные, легкие и будоражащие кровь. Мое тело… оно помнило. Обжигающие прикосновения, его объятия, когда между нами лишь одежда. Ту предательскую слабость, от которой подгибаются ноги, и ту уверенность, когда знаешь, что он не даст упасть, удержит, крепко прижимая к себе.
А еще Винсент запретил рассказывать о нас, потому что это было слишком опасно для всех. В том числе для тех, кто ненароком узнает.
Я мотнула головой и торопливо заморгала, прогоняя прочь непрошеные слезы.
– Ильса, – едва слышно проговорил Ригерт, – девочка… я просто боюсь за тебя. Я… ничего не навязываю, но ты пойми…
Похоже, все мои мысли были написаны у меня на лбу, и наставник с легкостью их читал. Что ему ответить?
Хрустального шара с домиком внутри больше нет.
И, похоже, больше никогда князь Долины не сможет прийти ко мне. Так что…
– Ничего нет, – всхлипнув, выдохнула я, – ничего…
Теперь и правда ничего не было. И осознание этого оказалось настолько болезненным, что я съежилась под одеялом, повернулась на бок, отворачиваясь от Ригерта.
– Ильса.
Легкое прикосновение к плечу.
– Послушай…
Наверное, он все понял, даже без моих объяснений. И потому счел нужным предупредить:
– Это очень опасно, понимаешь? Вам еще не говорили толком о нем, но князь Долины принадлежит духу Сонной немочи. Мы так до сих пор и не знаем, сколько столетий он там, человек ли, да и был ли человеком. Но то, что мы услышали там с тобой… помнишь? Дух сказал, что боль восстанавливает силы князя. Это так. Подумай о том, скольких он убил. Подумай и о том, что в один прекрасный миг он тобой наиграется и тоже убьет.
Я промолчала и закрыла глаза. Не хотелось ни видеть, ни слышать наставника. Наиграется? Убьет? Что за глупости. Он специально это говорит. Винсент… совершенно не похоже, что он со мной игрался. Или все так и было, а я не понимала? Я окончательно запуталась. Но вместе с тем не удержалась и пробормотала:
– Почему вы не знаете, сколько ему лет? Это же брат Флавии, бывший владелец этого замка…
– Я в этом не уверен, – тихо сказал Шезми. – Нигде не сохранилось портретов ни Флавии, ни ее брата. Он мог лгать тебе, Ильса, если только ты с ним прежде разговаривала.
Разговаривала… Не только разговаривала, но ни капельки в этом не раскаиваюсь. Я лежала на боку, все ждала, когда же Ригерт уйдет, но он почему-то не торопился. Молчал, словно ждал от меня чего-то.
– Если, как вы говорите, князь играет нами, почему тогда он нас спас? – прошептала я.
– Потому что чем больше доверия, тем больнее потом, – уверенно ответил Шезми. – Такова его природа.
И неведомо, до чего бы мы договорились, но я услышала торопливые шаги Фелиции, она всегда ступала тяжело и немного шаркала одной ногой.
– Так, что тут у нас? – весело поинтересовалась она. – Мастер, не утомляйте девочку. Ей и так досталось.