Князь моих запретных снов

Я всматривалась в темноту, разбавленную серым маревом, до рези в глазах, но по-прежнему ничего не происходило. А потом – раз! – и как будто раздернули шторы. В комнату медленно вошла девушка в нарядном платье с пышной юбкой, с тонкой талией, утянутой корсажем. Белые обнаженные плечи укрывала ажурная шаль, белая, вязанная из козьего пуха. Весь вид этой юной особы так не вязался с обстановкой, что я на миг даже позабыла о дергающей боли в руках. Перед глазами все поплыло, я проморгалась и затем только смогла рассмотреть ее лицо.

Это было самое прекрасное и совершенное лицо из всех, что мне доводилось видеть. Ни единого изъяна, ни родинки, ни оспинки. Чистый фарфор с легким, едва заметным румянцем. Тонкие брови дугами, выпуклый лоб, выразительные глаза, темные, в густых ресницах. Узкий подбородок и розовый пухлый ротик сердечком. Вне всяких сомнений, девушка была прекрасна, но, но…

Внутри зародилось щемящее чувство, что где-то я ее уже видела.

И почему… она так странно движется?

Как будто это на самом деле не живой человек, а механическая кукла с идеально вылепленным лицом и в красивом платьице с оборками.

Между тем девушка подходила все ближе и ближе. Я не могла оторвать взгляда от ее лица… и с каждым ее шагом в груди ширился и рос ядовитый, выжигающий меня дотла ком страха. Тело как будто теряло чувствительность, мир сжался до размеров комнаты, Ригерт Шезми словно исчез – остались только мы вдвоем, я – и это дивное создание, от одного взгляда на которое стынет кровь в жилах.

Она остановилась, глядя на меня снизу вверх, затем что-то заскрипело наверху, проворачивался ржавый металл – и я все ниже, и ниже, и ниже… До тех пор, пока мое лицо не оказалось напротив ее. Я вдохнула запахи лаванды и лимонника, такие знакомые… Так пахла одежда Винсента, или он сам… уже не разберешь. А потом я вспомнила, где видела эту девушку. У нее даже прическа не изменилась, все те же косы, уложенные короной. Глаза серые. Ну прямо как на том портрете, который я нашла в сундучке в тайной комнате.

– Приве-ет, – протянула она, рассматривая меня с улыбкой.

Краем уха я услышала, как выругался Шезми. Но он был так далек сейчас: весь мир заключался в этой красавице, в ее гладкой, фарфоровой и неживой коже. И понимание того, кто стоит напротив, пришло как-то само по себе. Наверное, именно так, смиренно и мгновенно, принимает человек внезапную смерть.

– Отпусти нас, – прошептала я, глядя в бездонные омуты, наполненные серым светом.

В ее глазах метались тысячи сожранных душ.

– Зачем? – Она покачала головой, и правда как механическая кукла.

Похоже, тело ее было давно мертво и попросту занято…

– Я подарю тебе покой, – шепнула она мне в губы, снова обдавая запахами лаванды и лимонника, но теперь отчего-то они не казались приятными. Наоборот, к горлу подкатила тошнота.

И она медленно, очень медленно начала открывать рот. За пухлыми розовыми губами прятались сотни узких, похожих на иглы, зубов. Меня обдало кровавой горечью.

– Какая сладкая, – проговорила страшная кукла. – Хочу.

Глаза закрылись сами собой. Она собиралась меня поцеловать, но уже было все равно. Боль ушла.

– Флавия!

Оклик ожег меня, словно хлыстом. Я… знала этот голос. Но от того, что знала, почему-то сделалось еще больнее и еще горше. Все это… было так неправильно, и вообще, не так должно было быть.

А волшебство внезапно пропало. Лицо девичье… будто взялось трещинами, и там, сквозь тонкие их ломаные прожилки, проглянула гниющая плоть, черная, смрадная.

– Флавия! – Из арочного прохода вылился Винсент и быстрым шагом направился к нам.

На меня он глянул только раз и больше не смотрел. Все внимание – духу Сонной немочи, спрятавшемуся в мертвом теле красивой девушки, которая… всего лишь была сестрой Винсента и всего лишь заблудилась в Долине, как об этом рассказывали.

– Ты забываешь наш договор, – мягко сказал Винсент, останавливаясь рядом с чудовищем. – Каждая пятая жизнь принадлежит мне.

Миг, другой… Личико Флавии снова покрылось фарфоровой коркой, трещины затянулись, и снова передо мной было создание, совершенное и прекрасное.

– Отчего же? – проворковала она. – Я помню наш договор, братец. Но ты… Ты уже взял свои жизни. Помнишь? Тех, кого ты выбросил из Долины в прошлый раз?

Я, не отрываясь, смотрела на Винсента. Он… казался совершенно спокойным, сосредоточенным и собранным. Его ничуть не трогало то, что происходило. И – во имя Всех! – еще никогда он не был так красив, как в эти последние мгновения.

– После этого ты уже взяла еще троих, – сдержанно напомнил он. – Я прошу этих двоих… наперед. Я ведь… по-прежнему с тобой, дорогая моя.

И тут он впервые глянул мне прямо в глаза. Совершенно нечитаемый, отстраненный взгляд. А потом… резко шагнул вперед, положил пальцы на шею и, нащупав цепочку, дернул. Кожу обожгло, цепочка порвалась, и, пока Флавия не опомнилась, он бросил на камни хрустальный шарик и наступил на него каблуком. Хрустнуло.

Флавия улыбнулась, не размыкая губ. Теперь она тоже не обращала внимания на меня, смотрела только на брата – задумчиво так… Повисло напряженное молчание. По спине тек ледяной пот.