Князь Мещерский

– Держись в ста шагах, – велел Прохоров.

– Они не оглядываются, – сказал Волков, – не революционеры. Можно ближе.

– Велено не попадаться на глаза, – возразил напарник. – Пожалуется князь – будет нам. Оштрафуют, с наблюдения снимут, отправят пешими ходить. А тут хорошо. Держи дистанцию.

– Ладно! – буркнул Волков, разбирая вожжи. – Но, пошла!

Упитанная кобылка – на извозчичьем дворе охранного отделения лошадей содержали в исправности, легко стронула коляску с места. Та выскочила из тупика, где таилась до сих пор (филеры наблюдали за улицей поверх заборов), и покатилась по булыжной мостовой. Пневматические шины – «дутики» шли мягко, лишь подкованные копыта лошади цокали по камням. Прохоров привычно наблюдал за ехавшей впереди коляской. Стояло не по осеннему ясное утро, кожаный верх экипажа князя не стали поднимать, и филер отчетливо видел неподвижную голову лейб-хирурга в фуражке. Внезапно она исчезла. Воздух разорвала дробь выстрелов.

Прохоров вскочил. Навстречу коляске князя мчался экипаж. Двое пассажиров в ней, вскинув руки с тяжелыми пистолетами, палили из них, не переставая. Свалился на мостовую кучер князя, откинув в сторону руку с намотанными на нее вожжами. Они натянулись, заставив лошадь остановиться. Все это произошло в считанные мгновения.

– Гони! – заорал Прохоров, выхватывая из кармана «смит-вессон» и с ужасом осознавая, что опаздывают. Вскочив, он ухватил напарника левой рукой за плечо и разрядил половину барабана в направлении коляски налетчиков. С такого расстояния, да еще из подскакивавшей на мостовой коляски попасть было невозможно, но Прохоров надеялся напугать убийц, заставить их отвлечься от цели. Это удалось. Лица налетчиков исчезли за облучком, их кучер нервно оглянулся и натянул вожжи. Не доехав до коляски князя, экипаж убийц остановился и попытался развернуться. Не успел – подлетели филеры. Волков, бросив вожжи, выстрелом из нагана снес с облучка кучера. Тот взмахнул руками и завалился вперед на оглобли. Филеры спрыгнули на мостовую и, обежав экипаж с двух сторон, вскинули револьверы, готовясь вступить в перестрелку с убийцами. Не пришлось. Стрелки обнаружились на полу экипажа недвижимыми, причем, один лежал поверх другого. Выроненные «маузеры» валялись тут же. Прохоров схватил ближний к нему и отшвырнул в сторону. Затем ткнул стволом револьвера в руку ближнего налетчика. Та безжизненно отвалилась в сторону.

– Этот, кажись, готов, – сообщил напарнику.

– Мой тоже, – отозвался Волков с другой стороны. – Это ж кто их? Неужто ты попал? На ходу, из револьвера?

– Разберемся, – сказал Прохоров и вдруг вспомнил: – Князь!

Он метнулся стоявшему неподалеку экипажу. За спиной бухали по мостовой сапоги напарника. На бегу Прохоров сунул «смит-вессон» в карман. Князь может принять их за убийц и испугаться. Опасение оказалось пустым. Подбежав, филер увидел пассажира экипажа лежащим на сидении лицом вниз. Правая рука свесилась, подле нее на полу коляски рядом с упавшей с головы князя фуражкой валялся никелированный пистолет.

«Это он стрелял в налетчиков», – сообразил Прохоров, но тут же забыл об этом. Заскочив в экипаж, он рывком поднял князя и откинул его на спинку сиденья. Голова Мещерского при этом мотнулась и свесилась к плечу. Прохоров с ужасом увидел, как на губах князя пузырится кровь.

– Что там? – спросил оставшийся на мостовой напарник.

– Кажись, в грудь ранило, – отозвался Прохоров. – В непритомности его сиятельство, пена кровая изо рта идет. Ты вот что. Хватай вожжи и гони в больницу. Повезет, довезем живого.

– В какую больницу? – спросил Волков, заскочив на облучок.

– Военный госпиталь, он ближе. Гони!

Он сел рядом с князем и обнял его за плечи, чтобы тот не упал.

– Но! Пошла! – закричал напарник, и коляска рванулась с места…

* * *

По возвращению из имения меня навестил Миша. Сообщил личную новость – венчание с Лизой состоится после Рождества, пригласил на свадьбу. Намекнул, что они будут рады видеть и Ольгу. За себя я пообещал, а вот насчет Ольги промолчал. Кто знает, как отреагирует любимая? Они с Лизой в контрах, может не захотеть. И меня не пустит, если стану настаивать. Женщины – существа непредсказуемые, а характер у Ольги еще тот.

Миша, впрочем, не огорчился. Он пребывал в настроении, характерном для счастливо влюбленных, то есть зависал во внутреннем блаженстве, как компьютер на тяжелых играх. Пришлось возвращать его в реальность.

– Мать с сестрами привез? – спросил я.

– Да, – кивнул он. – Со мной на казенной квартире живут. Спросить хочу. Будет удобно оставить их там, после того как мы с Лизонькой поселимся в своем доме? Или это неприлично?