— А еще говорите, не рэволюционэр! — Митя даже отпрянул. — Я верю, что ваша жена чудесная дама, но… не можете же вы и впрямь желать… Право, это так же невозможно, как… как… член Государственного Совета из диких башкирских кочевников, или фрейлина двора из эвенкских охотников!
— Почему? — тихо спросил Карпас. — Потому что дикие? Или потому что башкирские? Если у нас даже шанса нет стать в империи чем-то большим, чем бесправные подданные… зачем нам эта империя вовсе?
— То, что вы говорите… это… похуже, чем господа-нигилисты с их бомбами… — растерялся Митя. — Я… не могу вам этого обещать! Я даже представить всего этого не могу!
— Что ж… — Карпас помолчал. — Вы меня выслушали — это уже больше, чем я получил бы от любого из князей старшей Крови. Мы привыкли терпеть и не станем добиваться всего и сразу. Вы не просили награды, когда не щадя себя, защищали моих соплеменников.
«Да я там случайно оказался!» — почти в панике подумал Митя.
— Я тоже готов помочь, чем смогу.
— И чем же?
— Для начала — сведениями с петербургской биржи, где вот прям сей же час чудовищно упали ценные бумаги Екатерининской ветки железной дороги, Брянских сталелитейных заводов и «Южно-Русского Днепровского металлургического общества». Последние так и вовсе почти обесценились, чуть не по цене самой гербовой бумаги идут.
Рядом судорожно вздохнул Ингвар, а сам Митя почувствовал, как у него дыхание перехватывает. Сердце глухо стукнуло, и забились часто-часто, а в груди смерзся ледяной ком.
— Шшшурх! — от кончиков пальцев по изогнутой ручке чашки побежала чернота и… крак! Чашка, уже без ручки, шмякнулась о блюдце, расплескивая чай. На руках Мити остался черный прах с белыми крошками фарфора.
— Надо же, как интересно… — протянул Карпас. — Что ж… Я всегда полагал, что здоровая склонность к авантюрам, если держать ее под строгим контролем разума и расчета, может быть весьма полезным качеством… — он смотрел на Митю как человек, узнавший некий давно интересовавший его секрет — и улыбка подрагивала в уголках его губ.
— Что… вы имеете… в виду? — Митя отчаянно старался сохранить лицо — хотя его бросало то в жар, то в холод, а в голове звучал лишь неумолчный вопль: «Всё пропало! Пропало всё!»
— Что надо покупать! — подавшись вперед, заговорщицки прошептал Карпас. — Пока кое-кто там, в столицах, дожидается, что разоренные набегом владельцы здешних заводов вот-вот отдадут свои ценные бумаг… за бесценок.
— Я все равно не понимаю. — растерянно поглядел на него Митя. Правда, в этой растерянности было немало надежды.
— Моисей Юдович хочет сказать, кто-то знал, что заводы и чугунка пострадают, и готовился скупать ценные бумаги заранее. — меланхолично сообщил Йоэль.
— Знал… заранее… — медленно повторил Митя. Знал… А значит — готовил. Готовил набег фоморов. Чтобы… скупить ценные бумаги? Значит, это не сами фоморы… Предки, он ничего не понимает!
— Как раз успеем перекупить, что есть. — деловито продолжал Карпас. — Собственно, я уже отдал распоряжение.
— А как же — если телеграф на замке? — удивился Ингвар.
— Скажу вам по секрету, господин Штольц… — заговорщицки прошептал Карпас. — У меня есть домашняя линия. Только не говорите никому, умоляю! А то просьбами телеграфировать тете Розе в день ее именин замучают.
— Какой… тете? — медленно приходя к пониманию, что пропало, кажется, не всё, выдохнул Митя.
— Ой, да любой — у нас, знаете ли, этих теть… — в глазах у Карпаса плясал смех. — Вас и ваших свитских, ваша светлость, могу взять в долю, и даже предложить краткосрочный целевой заем, каковой вы вернете мне из своей прибыли сразу по завершении дня.
— Заем безпроцентный. — мелодично, точно стихи декламировал, пропел Йоэль. — Посреднический процент мы оплатим. А что насчет завтрашнего дня?
— А завтра его светлость Первый Князь Меркулов изволит вновь разрешить телеграфное сообщение…
Насколько Митя знал, отец еще и сам не решил, когда это самое сообщение можно возобновлять, но Карпас говорил с полной уверенностью.
— Тогдааа… Упадут акции бельгийцев, не столь сильно, но в отличии от наших, на следующий день они не поднимутся. «Шодуар» заденет не слишком, а вот «Коккерель», в котором значимая доля принадлежит господину Лаппо-Данилевскому, я намереваюсь прибрать к рукам целиком.
— Кроме доли его светлости. — нежно выдохнул Йоэль.
— Истинный Князь в правлении — это прекрасно. — согласно наклонил голову Карпас.
— Это… покойный Лаппо-Данилевский готовился скупать ценные бумаги? — краем сознания Митя соображал, что эти двое, кажется, собираются сделать его богаче, но сейчас его интересовало другое.
— Покойный? Вы увере… А впрочем, что ж это я, раз вы говорите… Размеры состояния господина Лаппо-Данилевского… покойного… примерно известно. Эдакие масштабы ему и в лучшие времена были не по карману, а уж нынче, когда он весь в долгах… был в долгах… — выражение лица Карпаса стало задумчивым, и он заключил. — Действовал некто намного богаче. И полагаю, влиятельнее.
— Еще один Фортинбрас? — негромко сказал Ингвар — оказывается, он тоже не забыл того разговора на уроке.