— А головы и по маленьким делам лишиться можно, что согласитесь, особенно обидно. — с удовольствием заключил Карпас. И отбросив вдруг ерничество, как плащ с плеч, заговорил серьезно и спокойно. — Я, Дмитрий Аркадьевич, с мелочной лавочки начинал, сейчас купец 1-й гильдии, а через год, если у нас снова не случится варягов, фоморов и погромов, буду самым богатым человеком в этой губернии. У нас в державе Росской больше земля ценится: столетиями так было, что у кого земля, тот и хозяин, вот и держатся, что дворянство, что Кровные за земельные угодья. Их покупают, ими награждают, как батюшку вашего. В высших кругах, говорят, процветает мысль, что ежели империя наша плодов земли станет продавать изрядно, всё остальное — от станков до паровых телег — возьмет, да и купит.
— А вы с мнением высших кругов не согласны? — насмешливо поинтересовался Митя: провинциальный купчик, полагающий, что знает больше сановников империи, начал его раздражать. В высшие круги не вхож — а туда же, рассуждает!
— Я, ваша светлость, к высшим кругам касательства не имею. По «Временным правилам» государя нашего Александра III Даждьбожича лицам иудейского вероисповедания землю покупать запретно. Пришлось становиться фабрикантом. И что я вам скажу, как простой фабрикант, не знающий высоких державных резонов, а только свои счетные книги: продукт фабричного производства подороже плодов земли выходит. Сколько пшеницы ни продай — на всё, потребное современной державе, не хватит. Да и не купят у нас столько пшеницы — у них же и своя есть! А потому в будущем вижу я два пути: или мы, как нынче, продолжим закупать заграницей даже спички с иголками, и разоримся вчистую… — это было сказано равнодушным тоном неизбежности. — Или… — Карпас подался вперед и заговорщицки прошептал. — Или те, кто встанут у истоков новой отечественной промышленности, станут князьями стали и пара.
— Как поэтично… — пробормотал Митя. И здраво: им с отцом трудящиеся в имении паро-боты достались разом с управляющим, а паро-телеги были взяты с добычей. С урожая они бы никак не купили. Но провинциальный фабрикант всё это понимает, а в высших кругах Петербурга умных людей не нашлось?
— В нашей империи, ваша светлость, у разных сословий права разные — у кого побольше, а у кого и вовсе никаких… — продолжил Карпас.
Ингвар вскинулся как уланский конь при звуке боевой трубы:
— И это совершенно несправедливо!
— Не буду спорить, но я не рэволюционэр. — не дал перебить себя Карпас. — Если хочу вести дела, должен искать связи и соратников среди тех, кому законы и порядки дозволяют больше всех. Только вот я — иудей. — он поднялся и подошел к окну и заговорил тяжело и глухо, не отрывая взгляда от цветного витражного стекла. — Говорят, деда нынешнего царя, Николая I Даждьбожича, как-то упрекнули, что мы, евреи, в империи прав не имеем, а в Туманном Альвионе с евреем Дизраэли, графом Биконсфильд, даже альвийские лорды свой норов придерживают. На что император сказал: когда еврейское местечко перестанет означать нищету, грязь и безграмотность, а евреи его империи станут такими, как тот альвионский граф-еврей, то и права получим такие же. Теперь у нас есть образование, манеры, почтенные профессии. Мы не только уличные музыканты, сапожники и портные… не в обиду, юный Альшванг… но и учителя, адвокаты, фабриканты… И теперь нас ненавидят. Те самые люди, что когда-то презирали. Если мы богаты — нас зовут кровопийцами, если бедны — грязными попрошайками. Нам нельзя жить, где мы хотим, нельзя учиться, нельзя участвовать в правлении. Нас даже в земство не дозволено избирать, как всех, а только назначать волей губернатора, если тот найдет, что с жида взять… — он скривился. — А когда наши юноши и девушки, не найдя себе места нигде, идут в рэволюционэры, то говорят, что мы разрушаем империю.
— И что вы хотите? — Митя откинулся на спинку дивана.
— Для себя? Сперва — стать миллионщиком. — Карпас вернулся в кресло и пристально уставился на Митю. — И может быть, сделать таковым и вас. Полагаю, Новая Кровь и новые деньги смогут поладить друг с другом. Я вам пригожусь, и давить на вас, в отличии от давних питерских богатеев со связями, тоже не смогу.
— А что потом? Когда вы станете миллионщиком? — настороженно спросил Митя.
— Потом… — протянул Карпас. — Вы уже сейчас сделали Йоэля дворянином.
— Снова — свои источники? — вздернул бровь Митя.
— Юный Альшванг сказал. — в тон откликнулся Карпас. — Может, это и удивительно для нынешних хозяев империи, но я тоже… хочу! — и он заговорил быстро и горячо. — Дворянства для моих будущих сыновей. Или офицерского звания — и чтоб ради этого им не приходилось отрекаться от веры своих отцов. Чтобы они не боялись, что из студентов выгонят, а могли стать профессорами! У меня чудесная жена — умная и прекрасно образованная женщина, делающая для города много добра. Любая другая была бы уже представлена губернатору… но не она. Потому что вера неправильная. — он скривился.