— Вам ли не знать, что бабайковский кирпич весьма… необычен. — почти промурлыкал Митя. У него аж дух перехватывало — да неужели? Нет, действительно? За кирпич, который закупает городская казна, потому что он рассказал губернаторше байку про защиту от мертвецов, платят Лаппо-Данилевские? Вот так афронт! Ему пришлось почти до боли напрячь мышцы, чтоб не позволить себе расплыться в издевательской ухмылке.
— Не понимаю, о чем вы говорите. — отрывисто бросил Алешка. — С батюшкой говорил его превосходительство. Полагаю, он просто обманулся слухами о некоем вашем необыкновенном статусе… или наследии… господин Меркулов-младший.
— Какие удивительные вещи вы рассказываете! — сделал большие глаза Митя. — А не сочтите за труд, что за такой у меня статус… или наследие… которым изволил обмануться его превосходительство?
— Вам лучше знать! — отрезал Алешка, и поджал губы, будто удерживая рвущиеся наружу слова… Пару мгновений они боролись — Алешка и его желание высказать Мите, что думается, потом на губах его вдруг расцвела исключительно пакостная усмешка, он поглядел с очевидным превосходством и бросил. — Вы ведь ради этого с легкостью втоптали в грязь если не честь вашего отца — о какой чести можно говорить у полицейского шпика! — так доброе имя вашей матушки-княжны. Так что в городе уже сомневаются, и впрямь ли она княжна или обыкновенная гулящая де…
Митя сделал короткий выпад тростью и… та застыла в дюйме от груди Алешки. И Митя замер в неподвижности. Из-под полы Алешкиного сюртука на него смотрела дуло паро-беллума.
— Вот только дернись, княжонок-сыскарёнок! — все с той же пакостной улыбочкой, процедил Алешка. — Я тебе пулю в живот влеплю! В собственном дерьме подыхать будешь.
— Прошу прощения, мисс Джексон, он плохо воспитан! — бросил Митя. Что угодно говорить, что угодно делать, лишь бы прикрыть этот позор — он замер, будто его заморозили, как тогда во сне! Замер под прицелом у Алешки! Митя аккуратно скосил глаза — прикрытая полой сюртука рука Лаппо-Данилевского не дрожала. — А вы не боитесь, Алексей? — угрожающе поинтересовался он.
— Много чести — и вам, и папаше вашему — чтоб вас тут еще боялись! Время ваших Кровных родственничков уходит, а вы оба как были ничем, так ничем и останетесь! — по-змеиному процедил Алешка, одной рукой продолжая удерживать паро-беллум, а второй дергая рычаг паро-телеги. Пыхнуло паром, дернуло…
Митя почувствовал, как мышцы живота невольно поджимаются — он совершенно точно знал, что сейчас будет. Паро-телега дернется, рука Лаппо-Данилевского на курке дрогнет и… маленькая и горячая пуля вонзится в живот. Наверное, больно станет не сразу, только будто толкнет сильно, а потом ноги подогнутся, он рухнет навзничь и… умрет. Как Алешка и обещал, в грязи и вывороченных кишках. Глупо, нелепо, от шальной пули избалованного маленького дворянчика, для которого нет разницы — что петушиная жизнь, что людская.
Мара будет довольна.
«Зато потом можно будет встать и свернуть, наконец, этому хлюсту шею» — холодно подумал Митя.
— Отойдите… с вашей палкой. — презрительно процедил Алешка.
Митя медленно шагнул назад и вбок, уходя из-под прицела.
— Трость-то самодельная? Ингвар расстарался? Рачительно. Совершенно в духе вашей тетушки. Приятно, когда все семейство поддерживает жизненные принципы друг друга. — передергивая рычаги, бросил Алешка. — А ты, обезьяна альвионская, помалкивай, что видела, а то вылетишь вон из города, и ни Шабельские, ни вот он… — Алешка скривился в сторону Мити. — …тебе не помогут! — паро-телега дернулась и помчалась прочь. Выстрел так и не прозвучал.
Митя шумно, с облечением выдохнул. И тут же накатило омерзительное ощущение стыда и бешенства одновременно. Он стоял! Под дулом! Покорно отступил, когда ему велели! Алешка велел! Алешка оскорбил его мать! И ничего ему за это не было! Он попросту нахально уехал! Хоть ты камень вслед кидай, будто уличный мальчишка!
— Это есть лучший людь? — вдруг негромко сказала мисс Джексон.
Митя стремительно повернулся к ней. Пальцы сомкнулись на набалдашнике трости, рука дернулась… и он торопливо прижал локоть к боку, понимая, что едва не обрушил трость мисс на голову. Постыдная потеря самообладания, даже более позорная, чем проигрыш Алешке!
— Давайте я вас провожу домой, мисс Джексон… — глухо сказал Митя.
— Давайте… — прошептала мисс. В голосе ее дрожали слезы.
— Вы… испугались? Простите…
— Я — ньет! Я совсем ньет…
А ведь действительно — не вскрикнула, не шарахнулась, замерла на месте, и кажется, даже не дышала. Странно…