— Ты плотник? Вот и иди себе, сострогай чего! — пропыхтел один из рабочих, вытирая пот со лба. — Как сказано ставить — так и ставим, паны, небось, лучше знают, где ентой штуке светить — на то у них образование имеется.
— Отакое у них, видать, образование! А я тебе говорю, будут цепляться! — разобиделся плотник.
Митя обошел их, оставив свару за спиной, и пошагал дальше по бульвару.
— Митья! Митья! — листья зашелестели под башмачками, Митя обернулся.
Торопливой ковыляющей походкой его нагоняла мисс Джексон.
— Как есть удачно, я встречать вас! О-о, какой красивый лист! — мисс уставилась на каштановый лист в руке Мити восторженным взглядом.
— Прошу!
Она взяла лист трепетно, кончиками пальцев и завороженно принялся разглядывать тонкие прожилки. Потом подняла его к небу и жмурясь, принялась глядеть как солнце пронзает лист насквозь, заставляя гореть золотом и изумрудом. И ее некрасивое обезьянье личико в этот момент… Митя даже хотел сказать, что преобразилось, стало почти красивым — было бы романтично и в духе этого золотого утра. Но нет, не стало, так и осталось довольно уродливым. Разве что глаза, обычно тусклые и невыразительные, распахнули и словно бы вспыхнули отраженным светом солнца.
— Какой невозможный, прекрасный красота есть сегодня! — мисс глубоко вздохнула и прижала лист к груди. — Правда, Митя?
— Да. — он улыбнулся в ответ. — Никогда такого не видел.
— Потому что злой дворник каждое утро сметать до голый булыжник. Булыжник тоже есть красив, но лист лучше. — она нагнулась, подхватила листья в горсть и подкинула их в воздух, с восторгом глядя как те осыпаются, кружа в воздухе.
Мите показалось, что откуда-то вдруг потянуло ледяным сквозняком:
— Если обычно листья сметают дворники, то… почему они не сделали этого сегодня? — спросил он, настороженно оглядываясь. И впрямь — ни одного дворника! Обычно фигуры в фартуках и с метлами были такой же частью городских улиц, как пролетки, афишные тумбы, фонарные столбы… Но сегодня он не видел ни одного от самой Тюремной площади!
Митя вдруг понял, что на улицах и вовсе на удивление мало людей. По мостовой еще катили телеги и пролетки… но было их не в пример меньше, чем в любой иной день. Совершенно не видать фланирующей чистой публики, а обыватели попроще шагали торопливо, точно хотели скорее убраться с улиц, и старались ни с кем не встречаться глазами.
— О! Не знать! — мисс ухватила его под руку и заковыляла рядом. — Вдруг они наконец понять, что нельзя убивать такая красота своей метелка?
— Сомневаюсь, что им должно быть дело до красоты, когда у них имеются обязанности. — пробурчал Митя. Бесцеремонность мисс Джексон ему не понравилась. Возможно, ей тяжело идти, но могла бы подождать, пока он сам предложит руку. А он бы не предложил — последнее, чего ему хотелось, это прогуливаться под руку со своей домашней учительницей. Теперь и не сделаешь ничего, стряхивать даму с локтя, как прицепившийся репейник, все же неприлично.
— Все люди есть странные. Они бояться уродство, смеяться, презирать… значит, они должны любить красота, хотеть вокруг всё-всё быть красиво! Не разрешать строить некрасивый дом — сразу сносить и делать другой, красивый, не делать некрасивый завод… Женщины! — со свойственной ей бесцеремонностью она указала на крестьянку в уродливой кофте и латанной юбке, согнувшейся под тяжестью мешка. — Все делать, чтоб каждый женщина быть красив, не разрешать быть не красив. Но они не делать, совсем! — она остановилась и комически развела руками. — Они делать только «фу, уродина!» — и снова смеяться и презирать!
В этот момент, словно по заказу, крестьянка со стоном опустила свой мешок и выпрямилась, упираясь руками в поясницу. У нее оказались чеканные, как у античной статуи, черты лица, красиво очерченные губы и огромные серые глаза… но все это терялось за рыхлой, в оспинах, кожей и ранними морщинами. Крестьянка шумно выдохнула, снова взвалила мешок на спину, и потащилась дальше, шаркая ногами в старых латанных башмаках.
— Я иногда думать, людям нравиться смеяться и презирать! Совсем немножко людей над всеми смеяться и всех презирать, а остальные почему-то соглашаться! Им тоже нравится? — мисс озадаченно поглядела на Митю.
Слова мисс звучали… странно. С ними явно было что-то не так, но Митя никак не мог понять, что именно! Звучало-то логично… и от того крайне неприятно.
«Мы хоть за уродства не убиваем! В отличии от распрекрасных альвов». — раздраженно подумал он.
— Я полагаю… тон в обществе… задают лучшие люди…
— А кто это есть? — немедленно заинтересовалась мисс.