Читаем Ключи судьбы полностью

Магистр Роман уже дважды присылал к княгине с просьбой о приеме. Время идет, и если посольство не отправится восвояси в ближайшее время, то окажется вынуждено проводить зиму в Болгарском царстве – зимние бури перекроют путь по морю до Царьграда. Эльга знала, что он прав: она сама зимовала в предместье Святого Мамы из-за того, что все лето прождала встречи с Константином и их переговоры только начались в те дни, когда уже пора было отправляться домой. Но, как и ей в ту осень, грекам не с чем было ехать назад. Дать позволение греческим торговым гостям самим ездить на русские торги Эльга не могла: это лишило бы княжескую семью немалой части доходов. Она стала духовной дочерью Константина, но отказывалась признать, что теперь сама Русь – дочь Романии, а значит, не имеет права мириться и ссориться с соседями без позволения цесарей. Особенно это касалось хазар: цесари желали видеть в русах свое послушное орудие, которым можно грозить каганату, но такое, что не станет своевольничать и не обратится в союзе с хазарами против христиан, как это было при достопамятном Хельги Красном.

А самое главное: магистр Роман так и не добился от княгини согласия отпустить три тысячи воинов, так нужных царским военачальникам на Крите и островах Средиземного моря.

Когда Эльга наконец приняла греков, Роман уже не улыбался: при всем своем самообладании он начинал терять терпение от каменного упрямства бессовестных варваров.

– Ради памяти твоего мужа, архонта Ингера, ты должна выполнить хотя бы то, что еще он обещал Роману василевсу пятнадцать лет назад! – внушал он Эльге.

– Моему мужу Роман Старший преподнес такие дары, что у дружины три дня ушло на подсчет сокровищ! Понятно, что он был полон дружбы к ромеям. Но теперь Русью правит мой сын, а василевсы Константин и Роман не очень-то старались приобрести его дружбу, когда я была в Царьграде, – напомнила она. – Тебе известно, какие дары получили люди моего сына? По пять милиарисиев – меньше, чем мои служанки! Сам можешь догадаться, что сказал мой сын, когда узнал об этом: если василевсы больше ценят рабынь, то пусть рабыни и воюют за них с сарацинами!

– Но цесари были раздосадованы вашим немыслимым требованием насчет брака Сфендослава и багрянородной царевны…

– Куда умнее было бы утешить его хорошими дарами, а не злить еще сильнее. У нас говорят, что посеешь, то и пожнешь. Вы же не сеете ничего, кроме вашей надменности. Чего мы, русы, получили от Константина и Романа? Золотую чашу и кучку милиарисиев – и то я отдала ее в Великую Церковь, дабы сам Бог видел, как щедр цесарь к своей духовной дочери!

– Константин август дал тебе величайшее благо в мире – спасение души! Законное место в семье христианских правителей. А сколько ты получила шелковых одежд! Ты не скажешь, что Константин и Елена были скупы на дары! – Магистр кивнул на затканное алыми птицами голубое платье Эльги.

– Мне мало спасения одной моей души. Я просила прислать мне епископа – но вы его не привезли. Теперь я прошу архиепископа, ибо в подчинении у него будет несколько стольных городов. Но пока он не прибыл, пока не создана церковь в Киеве и Плеснеске, я опасаюсь войны и не могу дать Константину столько воинов, сколько он просит.

– Такова-то твоя дочерняя почтительность к твоему духовному отцу! – Роман уже не мог сдержать досады, и его карие глаза сверкали гневом. – Он поднял вас, варваров, до себя, сделал равными христианским государям, угощал за своим собственным столом… Даже этот престол, на котором ты сидишь, из дворца Михаила Третьего, свидетельствует перед Богом о его щедрости!

– Ну а если он сделал нас равными, – Эльга оперлась на подлокотники и слегка наклонилась к послу, – то пусть Константин и сын его Роман приезжают сами ко мне и постоят у меня при Почайне те же три месяца, что я стояла у Святого Мамы! И если Константин и Роман так упорно не желают дать мне хоть что-нибудь для устроения церкви на Руси, я найду себе епископа в ином месте. Прощай, магистр. Припасы и снаряжение на дорогу вам выдадут, и не медли: грядут зимние бури!

Эльга сама была немало раздосадована. Греки обвиняли ее в упрямстве, в то время как сами с не меньшим упрямством отказывались дать руси хоть что-нибудь, кроме благих пожеланий спасения души. Что-то сверх того, что было завоевано мечами Олега Вещего, Ингвара и Мистины в то время, пока о духовном родстве еще не было речи.

О поисках епископа в другом месте Эльга упомянула не просто так. Уже дважды в Киев приезжали торговые гости и послы от их союзника – Рагнвальда, нового князя западных кривичей. В то самое лето, когда Святослав привез жену Прияну, Рагнвальд захватил Полоцк и теперь правил там, взяв в жены дочь последнего кривского князя. Святослав тогда поклялся, что больше ни один заморский вождь не проникнет в земли близ его владений, но с Рагнвальдом пришлось примириться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза