Он терпеливо ждал, пока Олег закончит свои ожидаемые – и явно безнадежные – попытки помирить киевских князей с Етоном. А потом намеревался как можно скорее повидаться с ним наедине и прямо спросить: с чем приходил воскресший Володислав? Теперь можно было не спрашивать. Теперь он видел суть их разговора почти так же ясно, как если бы сидел с ними третьим у того костра.
Изумленная Эльга перевела взгляд на Мистину, словно спрашивая: ты тоже это слышал? В первый миг она удивилась почти так же, как если бы сватались за ее серую кошку, присланную от Сванхейд из Хольмгарда.
Бояре и гриди удивленно гудели.
– Вот так невесту сыскал!
– Так Предславина дочка уже не дитя.
– Чем не невеста?
– Она девка уже того… справная.
Мистина, уже не скрываясь, сделал княгине знак: не спеши! К этому делу, на первый взгляд нелепому, требовалось подойти с осторожностью.
– И ты полагаешь, – обратился он сам к Олегу, – что Етон возьмет в жены твою внучку? Сделает ее плеснецкой княгиней взамен Унемысловой дочери?
– Моя внучка не уступит родом ни одной деве либо жене во всех землях славянских, а то и превзойдет их! – со сдержанной, но уверенной гордостью ответил тот. – В ней кровь Олега Вещего. Через жену его, княгиню Бранеславу, в ней кровь древних князей полянских, Киевичей. Мой отец, Предслав Святополчич, ей дал кровь моравских Моймировичей. Жена моя, Мальфрид, принесла ей родство с конунгами Хольмгарда. А от отца, Володислава, получила она кровь старинного дулебского рода князей деревских да болгарских князей из корня Борисова. Укажите мне, у кого еще такая родня.
Он открыто взглянул на Эльгу, зная: на это ей нечего ответить. Даже у самой Эльги и сына ее не было столько кровных связей с правящими родами.
– Тогда, сказал бы я, уж больно она для Етона хороша, – слегка насмешливо ответил Мистина. – Но ты сам знаешь… Не желал бы я порочить добрую деву, но как у княжеской невесты, у нее есть маленький изъян…
Ему не требовалось называть этот изъян вслух. Подневольное положение девушки перечеркивали достоинства ее высокого происхождения.
– Исправить сей изъян в твоей воле, княгиня. – Олег встал и поклонился Эльге. – Ты дала волю моей дочери, можешь дать и моей внучке. А тем самым принести мир и Русской земле, и Волынской, и веру Христову умножить во всех станах окрест. И тогда воссияешь, как Утренняя Звезда, и будешь Господом прославлена и людьми.
«Много сулишь!» – подумалось Эльге. Но теперь она могла с чистой совестью подняться на ноги.
– Над таким делом подумать надо. Не день и не два. Спасибо тебе за вести, Предславич, ступай отдыхать с дороги. А я пойду гостью мою проведаю.
О гостье Эльга упомянула скорее ради предлога уйти из гридницы: в голове теснилось слишком много мыслей, догадок, опасений, и она почти не помнила, какое отношение ко всему этому имеет привезенная из Плеснеска молодуха – вдова, но не в печали. Войдя к себе в избу, она даже удивилась в первый миг при виде сидевшей на ларе красивой молодой женщины. Та вскочила, поклонилась ей, и Эльга вспомнила, кто это.
– Ах, это ты… – Она прижала руку к груди, не в силах сообразить, что сказать своей пленнице-гостье. – Как ты устроена? Тебя покормили? В мовницу пойдешь? Я приказала топить…
– Готово, госпожа, – доложила Беляница, войдя вслед за ней. – Я проверила.
– Ступайте. – Эльга кивнула. – И служанок своих возьми…
– И мой брат охотно с вами сходит, – подхватил Мистина.
Он произнес эти слова на северном языке, рассчитывая, что Величане он не знаком. Но Эльга оглянулась и вдруг начала хохотать. Она поняла все, что он хотел сказать. И напомнить свои собственные давние заигрывания, и намекнуть на то, что они оба ясно читали по лицу Люта, когда речь заходила о Величане. И развеселить заодно княгиню, уж слишком озабоченную новостями.
– Что, госпожа? – Величана все же уловила слова «брудир мин» – «мой брат» и обеспокоилась.
На Мистину она смотрела во все глаза – с изумлением, почтением и еще каким-то странным чувством. Перед ней был Лют – только на семнадцать лет старше и с горбинкой на носу от давнего перелома. Глаза были другие, выражение лица другое, и чувствовалось, что это совсем другого нрава человек, но черты были почти те же, и это поражало, будто она через блюдо самовидное заглянула в будущее Люта.
Мистина подошел ближе, не скрываясь, окинул ее пристальным изучающим взглядом, улыбнулся:
– Я был на том пиру, когда тебе нарекли имя. Шестнадцать лет назад. Ты знаешь, кто я?
– Да, го… воевода. Ты – Мистина Свенельдич, старший брат… Я знаю, что ты был… Моя мать мне в приданое отдала те подвески греческие, что ты ей преподнес.
– Вот как! – Мистина сам давно забыл, какие дары тогда вручил Унемысловой княгине.
– Я привезла их.
– Ну, поглядим. Ты не в печали, значит, веришь, что твой муж жив?
– Муж? – Величана взглянула на него будто в удивлении и вновь опустила глаза.