Читаем Ключи судьбы полностью

Он терпеливо ждал, пока Олег закончит свои ожидаемые – и явно безнадежные – попытки помирить киевских князей с Етоном. А потом намеревался как можно скорее повидаться с ним наедине и прямо спросить: с чем приходил воскресший Володислав? Теперь можно было не спрашивать. Теперь он видел суть их разговора почти так же ясно, как если бы сидел с ними третьим у того костра.

Изумленная Эльга перевела взгляд на Мистину, словно спрашивая: ты тоже это слышал? В первый миг она удивилась почти так же, как если бы сватались за ее серую кошку, присланную от Сванхейд из Хольмгарда.

Бояре и гриди удивленно гудели.

– Вот так невесту сыскал!

– Так Предславина дочка уже не дитя.

– Чем не невеста?

– Она девка уже того… справная.

Мистина, уже не скрываясь, сделал княгине знак: не спеши! К этому делу, на первый взгляд нелепому, требовалось подойти с осторожностью.

– И ты полагаешь, – обратился он сам к Олегу, – что Етон возьмет в жены твою внучку? Сделает ее плеснецкой княгиней взамен Унемысловой дочери?

– Моя внучка не уступит родом ни одной деве либо жене во всех землях славянских, а то и превзойдет их! – со сдержанной, но уверенной гордостью ответил тот. – В ней кровь Олега Вещего. Через жену его, княгиню Бранеславу, в ней кровь древних князей полянских, Киевичей. Мой отец, Предслав Святополчич, ей дал кровь моравских Моймировичей. Жена моя, Мальфрид, принесла ей родство с конунгами Хольмгарда. А от отца, Володислава, получила она кровь старинного дулебского рода князей деревских да болгарских князей из корня Борисова. Укажите мне, у кого еще такая родня.

Он открыто взглянул на Эльгу, зная: на это ей нечего ответить. Даже у самой Эльги и сына ее не было столько кровных связей с правящими родами.

– Тогда, сказал бы я, уж больно она для Етона хороша, – слегка насмешливо ответил Мистина. – Но ты сам знаешь… Не желал бы я порочить добрую деву, но как у княжеской невесты, у нее есть маленький изъян…

Ему не требовалось называть этот изъян вслух. Подневольное положение девушки перечеркивали достоинства ее высокого происхождения.

– Исправить сей изъян в твоей воле, княгиня. – Олег встал и поклонился Эльге. – Ты дала волю моей дочери, можешь дать и моей внучке. А тем самым принести мир и Русской земле, и Волынской, и веру Христову умножить во всех станах окрест. И тогда воссияешь, как Утренняя Звезда, и будешь Господом прославлена и людьми.

«Много сулишь!» – подумалось Эльге. Но теперь она могла с чистой совестью подняться на ноги.

– Над таким делом подумать надо. Не день и не два. Спасибо тебе за вести, Предславич, ступай отдыхать с дороги. А я пойду гостью мою проведаю.

* * *

О гостье Эльга упомянула скорее ради предлога уйти из гридницы: в голове теснилось слишком много мыслей, догадок, опасений, и она почти не помнила, какое отношение ко всему этому имеет привезенная из Плеснеска молодуха – вдова, но не в печали. Войдя к себе в избу, она даже удивилась в первый миг при виде сидевшей на ларе красивой молодой женщины. Та вскочила, поклонилась ей, и Эльга вспомнила, кто это.

– Ах, это ты… – Она прижала руку к груди, не в силах сообразить, что сказать своей пленнице-гостье. – Как ты устроена? Тебя покормили? В мовницу пойдешь? Я приказала топить…

– Готово, госпожа, – доложила Беляница, войдя вслед за ней. – Я проверила.

– Ступайте. – Эльга кивнула. – И служанок своих возьми…

– И мой брат охотно с вами сходит, – подхватил Мистина.

Он произнес эти слова на северном языке, рассчитывая, что Величане он не знаком. Но Эльга оглянулась и вдруг начала хохотать. Она поняла все, что он хотел сказать. И напомнить свои собственные давние заигрывания, и намекнуть на то, что они оба ясно читали по лицу Люта, когда речь заходила о Величане. И развеселить заодно княгиню, уж слишком озабоченную новостями.

– Что, госпожа? – Величана все же уловила слова «брудир мин» – «мой брат» и обеспокоилась.

На Мистину она смотрела во все глаза – с изумлением, почтением и еще каким-то странным чувством. Перед ней был Лют – только на семнадцать лет старше и с горбинкой на носу от давнего перелома. Глаза были другие, выражение лица другое, и чувствовалось, что это совсем другого нрава человек, но черты были почти те же, и это поражало, будто она через блюдо самовидное заглянула в будущее Люта.

Мистина подошел ближе, не скрываясь, окинул ее пристальным изучающим взглядом, улыбнулся:

– Я был на том пиру, когда тебе нарекли имя. Шестнадцать лет назад. Ты знаешь, кто я?

– Да, го… воевода. Ты – Мистина Свенельдич, старший брат… Я знаю, что ты был… Моя мать мне в приданое отдала те подвески греческие, что ты ей преподнес.

– Вот как! – Мистина сам давно забыл, какие дары тогда вручил Унемысловой княгине.

– Я привезла их.

– Ну, поглядим. Ты не в печали, значит, веришь, что твой муж жив?

– Муж? – Величана взглянула на него будто в удивлении и вновь опустила глаза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза