Ключи судьбы

– Ну а если этого ты не пожелаешь… – продолжал Олег, – или князя не удастся склонить к этому исходу… то Етон просит тебя дать ему другую жену из нашего рода, чтобы мир между Киевом и Плеснеском отныне был нерушим.

– Это и есть твое сватовство? – уточнила Эльга, желая убедиться, что речь не о ней самой.

У нее внук – имеющая внуков женщина отказывает от ложа и законному супругу, и уж конечно, к ней не сватаются. Но знатный род творит чудеса: до срока дает юным права зрелых и продлевает молодость старикам.

– Да. У тебя есть дочь, и хотя сейчас она еще слишком юна для брака, сам Етон теперь так молод, что легко может обождать два-три года.

– Да пусть он хоть сто лет ждет, пока прежняя борода по колено не вырастет! – не сдержался Лют.

Мистина слегка двинул рукой, и Лют снова сжал губы. Мистина видел по его лицу, что брату есть что сказать, но его быстрый взгляд предостерегал: не сейчас! Пусть Олег выскажется. И Лют послушно смолчал, но лицо его говорило: это лишь отсрочка.

Впрочем, изумление и недовольство в чертах Эльги и так не обещали сватовству успеха. Ее единственную дочь, долгожданное второе дитя, отраду материнского сердца – отдать какому-то ожившему покойнику? Бране было всего десять лет, она еще не надевала плахты, и все разговоры об устройстве ее судьбы Эльга отметала, ссылаясь на юность дочери. Зная, как нелегка бывает участь знатной жены и как подвержена она переменам из-за событий, чуждых семейным делам, она стремилась по возможности оттянуть начало этих испытаний для Брани. И знала: счастье дочери будет для нее важнее любых выгод. Своей любовью она пожертвовала ради благополучия державы, но не могла сделать того же с дочерью.

– Такой брак принес бы много пользы руси и земле Русской, – продолжал Олег, глядя на Эльгу.

Он предвидел, что Лют, откровенно не любивший Етона в обоих обличиях, будет противником этого замысла и попытается перетянуть на свою сторону брата-воеводу, но не терял надежды убедить Эльгу.

– Если Святослав не примирится с Етоном, война на Волыни может продлиться много лет. Окажутся перерезаны пути на Мораву – те, откуда мы получаем мечи, узорочья, соль, жеребцов, куда сбываем меха и челядь. Моя земля, Деревская, окажется между Русью и Волынью, как между двух костров, и придет в полное запустение. Сюда, на Днепр, хлынут новые толпы разоренных беженцев, сирот, увечных. Сам Бог велит тебе, княгиня, сделать все, чтобы дать мир нашим землям. И есть к тому верное средство: заключить с Етоном родственный союз.

Быстрым взглядом Олег окинул собравшихся. На многих лицах отражалось сомнение, но на иных – одобрение. Никто не хотел войны на западных торговых путях «в немцы», которые сложились даже раньше, чем путь «в греки» – вниз по Днепру.

– Присоединить Волынь к Руси – вот лучший способ навсегда водворить там мир, – спокойно заметил Мистина. – Именно так мы замирили Деревскую землю, и сделаем это с Плеснеском.

Лицо Олега слегка ожесточилось. Он был русского рода, а не деревского, но уже почти девять лет правил этой землей и сострадал ей, видя не заживающие раны от русских мечей. Иные ее волости обезлюдели, старинные городцы так и лежали углем пожарищ.

– Пока я жив, – Олег с неохотой, но прямо взглянул на Мистину, и сейчас его мягкое, приветливое лицо казалось угрюмым, – я сделаю все, чтобы между русью и древлянами был мир. Но не поручусь, что они никогда… при жизни моей или после… не попытаются более сбросить это ярмо… Что вновь Уж и Тетерев не потекут кровью вместо воды. Блаженны миротворцы, – так, княгиня, учил нас Господь.

– Взаимное несогласие Господь осуждает, – вступил в беседу отец Ригор. – И не только вражду людскую меж собой, но желает Он, чтобы примиряли мы вражду и других. Кто поступает так, тот наречен будет сыном Божьим. Дело самого Единородного сына Божия в том состояло, чтобы враждующих примирить и разделенное соединить. Для того Он к нам пришел, тому и нас учил.

– Господь говорил о мире и любви среди людей истинной веры, – напомнила Эльга.

– Главное, чему учил Он, – примириться с Богом в сердце своем, – негромко, но твердо ответил Олег. – К этому все мои помыслы, а иное Господь сам устроит. Но не видать мне мира с собой и с Богом, если допущу вражду и убийство меж людьми. А тебе, княгиня?

– Но не могу же я отдать мою дочь за язычника! – возразила Эльга. – Или Етон, возродившись силой Одина, теперь желает принять Христову веру?

Эта мысль показалась ей такой нелепой, что она едва не засмеялась.

– Ради мира в роду и в земле Русской я смирился с тем, что моя дочь вышла за язычника, – напомнил Олег.

Эльга сама могла бы добавить: он смирился не только с этим.

Ригор слегка нахмурился. Как и для всего Киева, для него не была тайной связь княгини с воеводой-язычником.

– Пусть люди скажут, – Олег указал на бояр – старых, еще Ингваровых гридей и полянских старейшин. – Разве мир на Волыни, на путях к Мораве, не стоит трудов и уступок? Пусть отец Ригор скажет – разве не послужишь ты Господу, водворив этот мир, пусть даже ценой неких жертв?

– Моя дочь не будет этой жертвой! – решительно ответила Эльга.