– Давний недруг наш, Етон из Плеснеска, теперь ищет нашей дружбы, готов пребывать в воле моего сына Святослава и просит о родственном союзе. Моя дочь еще слишком юна для брака, я не могу отослать десятилетнее дитя в дальнюю сторону. Но у Олега есть внучка, она уже взрослая дева, и я думаю о том, чтобы предложить в жены для Етона ее. Этот брак водворит мир между нашими землями и покой на торговых путях на запад – в земли морован, чехов, ляхов, саксов, баваров, корлягов. Но есть одно препятствие, и оно мне представляется весьма важным. Эта дева, Мальфрид, была крещена в числе прочих моих слуг и приближенных. Теперь она – христианка, и я нарушу долг перед нею и перед Богом, если отошлю деву в языческую страну, где нет ни храмов, ни священников и где душе ее будет грозить опасность погибнуть среди язычников и их обрядов. Помочь нам разрешить это затруднение – в твоей власти, Роман, в высочайшей воле цесарей ромейских и патриарха Полиевкта.
– Я готов содействовать делу прославления веры Христовой, сколько Бог даст мне сил, – с почтением ответил Роман.
Но карие глаза его сейчас были строги, вопреки вежливой улыбке на устах, и Эльга видела, что ее речью он скорее озабочен, чем обрадован.
– К тому же Бог помогает и Романии, водворяя мир в ваших славиниях[33]. Ты помнишь, я говорил тебе о желании василевсов Константина и Романа получить помощь воинами, обещанную Романии еще твоим мужем, Ингером. Нам нужно не менее трех тысяч человек, и теперь, когда война больше не грозит вашим пределам, ты, конечно, легко сможешь исполнить желание цесарей.
Эльга улыбнулась – тоже одними губами, скрывая досаду. Прикидываясь, будто ждет от будущего лишь мира и благоденствия, она едва не угодила в ловушку.
– Исполнить волю цесаря Константина – величайшее мое желание, ведь он мой отец духовный. Но едва ли мой сын решится отослать столь весомые силы из нашей державы, пока не улажены полностью наши дела на Волыни. Когда этот брак будет заключен, тогда, разумеется, мы сможем отпустить воинов. Но
Малуша стояла позади Эльгиного престола, рядом с молодыми боярынями Святожизной и Держаной – дочерьми Мистины, – и их родственницами Остроглядова рода. Речи княгини звенели у нее в ушах. Она не верила тому, что происходит, это все казалось сном. И в то же время – иначе не могло и быть. Ведь она рождена наследницей пяти княжеских родов – кому быть княгиней, госпожой целого края, как не ей!
Уже третий день она ходила как очарованная, едва не натыкалась на людей. Вся челядь над ней посмеивалась, однако не без почтительности. В самый день приезда дружины с Волыни ее и Добрыню позвали в гридницу, где ждал их дед – Олег Предславич. Они виделись нечасто, лишь когда он приезжал в Киев, но дед всегда был ласков с ними: расспрашивал, как им поживается, не обижает ли кто, щедро одаривал платьем и прочим, что было прилично иметь при их положении. Но в этот раз он привез им несравненный по ценности дар…
– Я видел вашего отца, чада мои! – едва не со слезами говорил им этот рослый, сильный, уже седеющий человек, обнимая обоих отроков. – Володислава, князя деревского… Он жив! Мы его почти десять лет в мертвых числили, а он жив оказался! Сам ко мне в стан пришел по дороге…
Очнулась Малуша, лежа на скамье, с чьим-то свернутым плащом под головой, с мокрой ветошкой на лбу. Поняв суть дедовых речей, она упала без памяти – каждая жилка зазвенела, бревенчатые стены поехали по кругу. Это был ее отец! Бродяга Малко, тот, с кем она беседовала о разгроме Искоростеня, сидя на мостках вот этого двора, оказался ее отцом! Он пришел, чтобы повидаться с нею! Пришел в Киев, ставя под удар свою свободу и саму жизнь, чтобы вновь повстречать своих подросших детей! Вот почему ее так потянуло к нему, вот почему каждое его слово отдавалось в ее уме и сердце, во всем теле! От потрясения она не могла радоваться, но ее переполняло чувство такого торжества, будто ее уже вели к беломраморному престолу. Больше она не гниющая на земле ветка срубленного дерева! У нее есть отец, есть род! И этот род позаботился о ней. Отец уговорил деда обратиться к Эльге с просьбой выдать ее, Малушу, за молодого плеснецкого князя и сделать ее той, кем она родилась. Княгиней. Наследницей пяти княжьих родов, достойной владеть половиной света белого.
Пока что в ее жизни ничего не изменилось: она так же подавала княгине утром красные царьградские туфли и рушник при умывании, а по выходе из дома – завязывала ремешки расшитых черевьев. Исполняла поручения, доставала и убирала платья, бегала с наказами к Белянице и в поварню. Но уже все было иначе. Она уже чувствовала себя той девой в золотых уборах, что мерещилась ей, когда она слушала поучения отца Ригора. Казалось, еще немного, еще два шага, два мгновения – и она оторвется от земли, оставит внизу все прежнее и улетит на серебряных крыльях в сияющую высь…