Читаем Ключи судьбы полностью

В чем другом она могла бы уклониться от ответа, наплести красивых, но малозначащих слов. Ума и опыта в таких делах ей хватало. Но при мысли о такой судьбе для Брани все в ней приходило в возмущение, и она стремилась задавить эту мысль в зародыше, не позволить, чтобы она пустила хоть малюсенький корень в умах бояр.

– Моя дочь слишком юна, чтобы я согласилась отослать ее в чужие края, к человеку, который не то жив, не то мертв! Который получил новую жизнь из рук старого бога. Что станет с ее юной душой, окажись она одна, вдали от меня!

– В Плеснеске есть христиане. И среди морован, и среди руси.

– Но разве там есть церковь? Священнослужители?

– Нет, но здесь спасение в твоих руках, княгиня. Я слышал, послы Константиновы сейчас в Киеве! Ты просишь у них для Руси епископа, иереев и все, что нужно для устроения церкви. С благословения Господа русь и полянская, и волынская получит церковь, и Плеснеск войдет в епархию единой церкви на Руси. Тем больше будет оснований просить у патриарха не епископа, а архиепископа – если в подчинении у него будет несколько стольных городов. Ты ведь знаешь: когда Аскольд, каган русов, принял крещение при Михаиле августе и при Фотии-патриархе, он желал получить себе не епископа, а архиепископа для христианского просвещения земли Русской. И при Василии августе, при патриархе Игнатии желание его было исполнено. Архиепископ же, прибыв сюда, убедил русов в истинности веры Христовой при помощи чуда: бросил Евангелие в горящую печь и спустя время вынул его невредимым. Тогда были посеяны семена веры Христовой в душах русских, но…

– Не случилось им дать всходов, – закончила Эльга. – Значит, не было на то Божей воли.

Конец Христовой вере в Киеве положил их общий предок Олег Вещий – как и жизни Аскольда, и той державе, что приобретала известность под названием каганата русов. А повесть о Евангелии в печи они слышали не в Киеве, а в Царьграде, от патриарха Полиевкта. На Руси это предание полностью забылось с исчезновением Аскольда и его крещеной дружины.

– А ведь тому без малого сто лет! – воскликнул Олег. – Довольно Господь ждал, пока наша нива поспеет.

– Тут подумать надо, – заметил Острогляд. – Если Етон пожелает крещение принять, а Константин нам архиепископа даст, то для Плеснеска уже мы, из Киева, епископа давать будем…

– Но едва ли мы склоним его к этому без родственного союза! – подхватил Олег, видя, что рассуждение его не пропало даром.

Эльга глянула на Мистину. Глазами он предостерег ее: погоди! И она заставила себя смолчать. Было чувство, будто она идет по тоненькой жердочке. Здесь нельзя бегом, нужно вымерять каждый шаг.

– Етон… говорил тебе, что готов принять крещение, если я дам ему невесту? – обратилась она к Олегу.

– Об этом у нас речи не было, – признал тот. – Он говорил лишь, что всем сердцем желает примирения с киевской русью. Готов давать дань Святославу и по нем ходить, если тот ему свою родственную дружбу подарит.

Эльга снова глянула на Мистину: тот подал ей знак глазами, который она поняла как «не говори «нет».

Что он задумал? Он опять понял что-то такое, чего еще она, в смятении материнской тревоги, не уловила?

Удастся ли склонить Етона принять крещение? Эльге не верилось. Уж слишком мало сочеталось с верой в христианское спасение все то, что она знала о Етоне. Не он ли и род его был хранителем старинных северных преданий и позабытых древних рун, более ревностным, чем Олег Вещий и киевские русы!

Однако все меняется, и кому это знать, как не Етону, что даже сменил старое тело на новое! Он может решиться на крещение, если Эльга поставит это условием сватовства. Но само сватовство нужно ему для примирения со Святославом, а тот может воспротивиться увеличению христиан и в числе своей родни, и в числе ходящих у его стремени малых князей… Что она могла ответить сейчас, не обговорив этих дел с Етоном и Святославом?

– Ну а если мы уладим эти дела, – вновь заговорил Олег, – и помехой останутся лишь юные годы Бранеславы…

Эльга с беспокойством глянула на него: ей не хотелось, чтобы препятствия к браку ее дочери с Етоном так уж быстро исчезли. Правда, из-за возраста она сможет тянуть еще лет пять, а за это время много чего переменится.

– То можно будет найти и другую невесту, уже нынче готовую на медвежину сесть[32], – закончил Олег.

– Другую? – Эльга и обрадовалась этому выходу, и удивилась. – Но у меня только одна дочь.

– У меня их две, – напомнил Олег. – И моя старшая внучка уже носит одежду взрослой девы. Что ты сказала бы, посватайся Етон за мою внучку Мальфрид?

Йотунов ты свет! Мистина едва не выбранился вслух, но лишь хлопнул себя по колену. Мысль была как зарница – он еще не понял всего, но теперь знал, ради чего Олег все это затеял.

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза