Ключ ко всему

– Спасибо за предложение. Пожалуй, уже поздно для подобных прогулок.

Отец тихо рассмеялся:

– Не бойтесь духов: им нет до вас никакого дела.

«Позвольте не согласиться. Моя популярность в загробном мире достигает невиданных масштабов. Вот такая я особа нарасхват, кто бы мог подумать?»

– Еще не совсем темно, к тому же у меня есть отличный фонарь. В сумерках кладбище выглядит еще прекраснее, чем днем.

Ида не спешила отвечать. Ее немного беспокоило чрезмерное желание со стороны его высокопреосвященства непременно выгулять безызвестную девчонку средь камней сомнительной ценности.

– Простите. Я действительно не могу. Жутко боюсь кладбищ, буквально лишаюсь чувств, – девушка, подумав, решила добавить трагичности: – Последствия пережитого в детстве все еще со мной…

Она смахнула несуществующую слезу.

Архиепископ расстроился:

– Простите, что заставил вас переживать. Знайте, вы всегда можете прийти ко мне и исповедаться.

– Конечно, отец, – смиренным голосом оскорбленной невинности продолжила лэри, – я обязательно к вам загляну. Возможно, даже на следующей неделе.

Она быстро, но почтительно откланялась и поспешила прочь из сада, спотыкаясь и задирая юбку над мокрым снегом выше, чем позволяли приличия. Ида почти физически ощущала, как архиепископ смотрит ей в спину.

Отойдя на почтительное расстояние, девушка глупо рассмеялась. Если бы его высокопреосвященство не был связан целибатом, Ида подумала бы, что он не прочь совершить грех прелюбодеяния. Но, поскольку это невозможно, подобная мысль в отношении божьего слуги постыдна.

Недолгие греховные мысли уступили место тревоге.

«Все не так. Не сходится».

Девушка упрямо пыталась вспомнить свои ощущения от пребывания рядом со священником. Что-то, помимо его двойственности, было в нем неприятное, тянущееся как тенета в заброшенном доме, инородное.

«Может, он и есть тот самый таинственный недоброжелатель, жаждущий заполучить девушку себе любой ценой?»

Встряхнув головой, Ида отогнала навязчивую мысль.

«Невозможно. У архиепископа Родрика были сотни вариантов расправиться с магичкой-неумехой, но он ни одним из них не воспользовался. Возможно, в темной комнате нет никакой кошки. Да и вид его был слишком прозаичен для злодея: обычный мужчина лет сорока со своими причудами, вот и все.

«Тогда где враг, неужели он отступился?»

В гостиной Иду ждала еще одна неожиданность в виде светловолосого молодого респектабельного доктора.

Ида сдержанно поприветствовала посетителя. Лермонт был одет в светлый костюм, который ему очень шел. На столе стояла коробка шоколадных конфет. Девушка мысленно облизнулась. Заручившись согласием визитера, она попросила Ветту организовать чаепитие. Горничная смотрела неодобрительно, но, ничего не сказав легкомысленной лэри, убежала выполнять поручение. Ида понимала ее негодование. Чаепитие в обществе чужого мужчины один на один – верх неприличия, тем более после заката.

Лермонт не спешил начинать беседу, против своего обыкновения, он был молчаливее, чем обычно.

– Как твоя практика?

Лермонт задумался:

– Неплохо. Много пациентов, особенно почему-то женщин, – он рассмеялся. – Больных простудой и ипохондриков я отправляю к профессору. Все-таки моя специализация – хирургия. Случается много неловких ситуаций, порой некоторые пациенты принимают заботу о больном со стороны доктора за нечто большее.

Он посмотрел на свои руки и вспомнил про коробку конфет.

– Зашел поздравить тебя с выздоровлением. Вчера решил не досаждать своим присутствием – отправил цветы.

– Спасибо, было очень приятно. Белые или синие?

Лермонт озадачился.

– Розы. Мне подарили два букета.

– Белые. – Лэрт помрачнел.

Ида распаковала конфеты. По комнате поплыл запах ванили.

– Восхитительно. Мои любимые – с орехами.

Лермонт конфет не ел. Пил горячий чай большими глотками и без сахара.

– Хотел пригласить тебя на конную прогулку завтра утром. Как ты смотришь на это предложение?

Ида сконфузилась. Ситуация вокруг нее и Лермонта становилась для девушки все более неприятной. Она чувствовала себя предательницей по отношению к Марке, надеющейся на отношения с молодым доктором. А он порхал по жизни легко, не гнушаясь любого общения, даже компрометирующего.

– Я плохо катаюсь верхом.

Она отставила чашку:

– Лермонт, я не думаю, что нам стоит переводить наши отношения из приятельских в иную плоскость.

Синий взгляд был внимательным. В уголках искрились смешинки. Нелегко говорить вот так: глаза в глаза. Нельзя сказать, что Лермонт расстроился, наоборот, в его взгляде появилось странное удовлетворение.

Если Ида ожидала какой-нибудь реакции, то точно не такой.

– Конечно. Желание лэри – закон, – он криво усмехнулся и продолжил: – Прогулка ни к чему тебя не обязывает. Подумай еще раз.

Девушка пообещала подумать. Дальше они обсуждали всякую ерунду, не забивая голову серьезными размышлениями и сдабривая неспешный разговор шутками и остротами. Молодой мужчина был мастером ведения светской беседы, за годы обитания в высшем обществе поднаторевшим в нелегком искусстве.