Клей

Вот что меня поражает. Нацики – это не кто-то там. Они есть в каждом народе, как в каждом человеке есть какое-нибудь зло. И беспредельничают они чаще всего потому, что сами боятся или же все вокруг их опускают. Только с любовью мир станет лучше, и я буду дарить эту любовь вместе с музыкой. В этом моя миссия, вот почему я N-SIGN. Карл Юарт им никогда не нравился, потому он – безмозглый мальчишка, выкидывающий руку в нацистском салюте перед таблоидным фотографом, чисто ради прикола, на отдыхе с дружками по футболу. Безмозглый мальчишка даже не знал, кто они такие – эти нацисты, просто его всегда учили относиться к ним с ненавистью и отвращением. Зато он знал, как взбрыкнут чванливые упыри на работе, которые смотрели на него, слышали его окраинный говорок и считали его белым отбросом.

Карл Юарт – гопник, белое отребье – им не нравится. Зато как им нравится N-SIGN. N-SIGN играет в ангарах на лондонских вечеринках, поднимает фонды антирасистских групп, любых достойных гражданских организаций. Они обожают N-SIGN. И ни за что на свете не станут думать о том, что единственная разница между Карлом Юартом и N-SIGN состоит в том, что первый разгружал по складам коробки и получал копейки, тогда как второй крутит на тех же складах пластинки и зашибает будь здоров. Тот факт, что они относятся к этим двум так по-разному, говорит значительно больше о них, чем о Карле Юарте и N-SIGN. В пизду все это, теперь я буду благоразумным и добродетельным. Прикосновение настоящей любви – это великая удача, и это не в твоих руках. Лучшее, что ты можешь сделать, что действительно в твоих силах, – это стать правильным.

Я встал и пошаркал немного с Рольфом и Гретхен. Тут я услышал, как Терри говорит что-то Билли, стоя в большом коридоре, и пошел разнюхать, что к чему. Билли стоит на лестнице рядом с потрясающе красивой девушкой. Амазонка – пиздец, в убийственном облегающем платье в черно-белую диагональную полоску. Светлые волосы убраны наверх, надменный взгляд, выражение полнейшего самолюбования, все говорит за то, что секс с ней будет потрясающий, но больше – ничего. В Биллином состоянии этого даже больше чем достаточно. Хедра тоже здесь, они с той, похоже, подружки. Меня никто не видит.

– Голли совсем чего-то ебанулся, я, бывает, за него прямо беспокоюсь, – говорит Терри. – А эта история с моей кожурой. Что это такое? Скажи пожалуйста!

– Да он просто прикалывался. Посмеялись децл, – сказал Билли, раздраженный тем, что Терри отвлек его от телочки, которую он, безусловно, клеил. Лоусон, возможно, сам хочет без мыла пролезть, несмотря на присутствие Хедры.

– Да, но смеяться тоже по-разному можно. Не знаю, что там с ним в турма приключилось. Может, его какой-нибудь здоровый пахан отпидорил. Вот у него крышняк и поехал на тему чужих шлангов.

– Ваш друг и нашим и вашим? – улыбнулась Хедра.

– Чушь собачья, – сказал Билли, обращаясь к Терри, но смотря на меня в поисках поддержки.

У Терри, похоже, наболело, и он хочет высказаться.

– Он об этом никогда не говорит. Что-то с ним там приключилось. Вы же видите, какой он с тех пор, как мы сюда приехали? Настроение скачет, как гребаный раскидайчик.

Я вклинился в разговор, слегка еще приходуясь таблой, отчего все вокруг мерцало и поблескивало.

– Дай ты ему отдохнуть, Тез. Его отец из тюрьмы не вылезал, и сам он отсидел два года ни за что, а потом что было, все мы знаем. И к тому, что там у него было на зоне, это никакого отношения не имеет.

Терри сурово так посмотрел на меня. Видно, что он поддатый, хоть алкашку держит как надо. Таблетки его никогда особо не интересовали.

– Я знаю, что ему непросто пришлось. Я за него во что хочешь впишусь. Не надо мне Голли расхваливать, Карл. Он мой лучший друг… ну и вы, конечно, тоже, и это не бухой базар. Просто проглядывает в нем иногда червоточина, схуиебинка какая-то. То он вдруг препирается с ни хуя, соперничает, хуй проссышь в чем, то давай всех расхваливать, а себя опускать.

– У Голли обостренное чувство несправедливости, вот в чем дело, – говорю, – не просто так он в тюрьме за здорово живешь посидел.

Билли бросил на меня холодный взгляд.

– У его малышки, может, тоже чувство несправедливости и все такое, – говорит.

Даже сквозь таблетку я почувствовал, как кровь застыла в жилах. Терри глянул на меня, потом на Билли:

– Это был несчастный случай, Билли, еб твою, ты здесь совсем не прав.

Билли поднял глаза и сморгнул.

– Это был несчастный случай, Билли, сам знаешь, – согласился я.

Билли кивнул:

– Знаю, я просто хочу сказать, что такие несчастья имеют привычку случаться, когда ты ведешь себя как жопа.

Терри осклабился:

– Это все началось с Головастика гребаного, Полмонта и его дружка Дойла. Надо будет их поучить еще разок.