Читаем Классное чтение: от горухщи до Гоголя полностью

На фоне этого доминирующего чувства уже в деревне, хозяином которой после смерти дяди становится Онегин, и начинает неспешно развертываться романная фабула. Третью главу, в которой появляется Татьяна, Пушкин для себя называл, как мы помним, «Барышня». Появление героини обозначает не только завязку любовной истории. Татьяна Ларина – столь же важный для концепции романа персонаж, как и Евгений Онегин.

С ней в романе появляется иной мир, отличный от описанного в первой главе. Характеристика Татьяны строится на явном и неявном контрасте с Онегиным.

Онегин вырос и воспитан в городе. Татьяна получила деревенское, провинциальное воспитание.

Онегин – детище европейской культуры, живущий плодами того, что дает «Лондон щепетильный». Татьяна становится воплощением национальных идеалов и традиций, с деревенскими угощениями, гаданиями и развлечениями (хотя и кажется в своей семье «девочкой чужой» и лучше говорит по-французски).

Этот контраст между типом «русского скитальца» и типом «положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины» показался особенно важным для Достоевского, на нем он построил разбор романа в пушкинской речи, при открытии памятника Пушкину в Москве. «В глуши, в сердце своей родины, он, конечно, не у себя, он не дома. Он не знает, что ему тут делать, и чувствует себя как бы у себя же в гостях. Впоследствии, когда он скитается в тоске по родной земле и по землям иностранным, он, как человек бесспорно умный и бесспорно искренний, еще более чувствует себя и у чужих себе самому чужим. ‹...› Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. ‹...› Это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты, это апофеоза русской женщины.» («Пушкин», 1880).

Татьяна вырастает на сентиментальной литературе и из нее берет образцы и для своего поведения, и для своего письма: «Ей рано нравились романы; / Они ей заменяли всё; / Она влюблялася в обманы / И Ричардсона и Руссо» (гл. 2, строфа XXIX).

Онегину ближе произведения романтиков, особенно Байрона: «Лорд Байрон прихотью удачной / Облек в унылый романтизм / И безнадежный эгоизм» (гл. 3, строфа XII).

Даже имена героев Пушкин выбирает по контрасту. Евгений – вполне «литературное» имя, используемое современниками Пушкина (правда, преимущественно в сатирических жанрах). Татьяна – имя распространенное в быту, в большей степени в простонародной среде; Пушкин фактически вводит его в литературу: «Ее сестра звалась Татьяна… / Впервые именем таким / Страницы нежные романа / Мы своевольно освятим. / И что ж? оно приятно, звучно; / Но с ним, я знаю, неразлучно / Воспоминанье старины / Иль девичьей!» (гл. 2, строфа XXIV).

Сопоставление героев между собой дополняется множеством других контрастов, придающих Онегину и Татьяне наибольшую сложность, неоднозначность: Ю. М. Лотман выстраивает ряд таких оппозиций, важных для характеристики Онегина:

«Главы строятся по системе парных противопоставлений:

Онегин – петербургское общество

Онегин – автор

Онегин – Ленский

Онегин – помещики

Онегин – Татьяна (в третьей и четвертой главах)

Онегин – Татьяна (в сне Татьяны)

Онегин – Зарецкий

Кабинет Онегина – Татьяна

Онегин – Татьяна (в Петербурге)

Все герои соотнесены с центральным персонажем, но никогда не вступают в соотношение (в сопоставление характеров) между собой».

Лишь у Татьяны система противопоставлений столь же велика, а многие другие персонажи, даже Ленский, определяются только в отношении к главным героям:

«Татьяна имеет парадигму противопоставлений, не уступающую Онегину:

Татьяна – Ольга

Татьяна – семья Лариных

Татьяна – подруги

Татьяна – няня

Татьяна – Онегин (в третьей и четвертой главах)

Татьяна – Онегин (в сне Татьяны)

Татьяна – кабинет Онегина

Татьяна – автор

Татьяна – московское общество

Татьяна – «архивны юноши»

Татьяна – Вяземский

Татьяна – петербургский свет

Татьяна – Нина Воронская

Татьяна – Онегин (в Петербурге)».

(Ю. М. Лотман. «Роман А. С. Пушкина “Евгений Онегин”». Спецкурс).

Развитие фабулы пушкинского романа строится на том, что почти во всем противоположные герои не просто встречаются, сталкиваются сначала в деревне, потом – в Петербурге, но оказываются связаны общим чувством – любовью. Существует шуточный пересказ «Евгения Онегина»: это роман с несчастной любовью, дуэлью, сном и двумя письмами.

Две любви, два письма, два объяснения, две отповеди в структуре пушкинского романа явно рифмуются. (Это вообще один из принципов «Евгения Онегина»: в книге почти нет мотивов, деталей, ситуаций, даже отдельных выражений, которые не повторялись бы, пусть и некоторыми вариациями.)

Обобщенный пересказ романной фабулы предложил Г. А. Гуковский: «Попробуем условно выразить в кратчайшей формуле схему двойного движения отношений между героями, как они даны в романе. Для ясности назовем героев схематически ОН и ОНА.

Первая часть

1) Они встретились.

2) С первого взгляда она полюбила его.

3) Она написала ему письмо.

4) Ответа нет. Она страдает.

5) Они встретились, они вдвоем, и никого кругом.

Она трепещет и молчит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология