Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Можно предложить и другой, более приземленный, образ романа. «Евгений Онегин» – большое здание, долго строившийся пушкинский Дом, в котором есть парадные залы глав, запертые пустые комнаты пропущенных строф, мансарды и мезонины многочисленных эпиграфов, узкие коридорчики примечаний, пристройка «отрывков из путешествия Онегина», наконец, темный, почти ушедший в историческую почву подвал с обломками кирпичей-четверостиший то ли сожженной десятой главы, то ли первоначальной восьмой.

Читать «Онегина» – значит уверенно двигаться по этому прихотливому лабиринту, который Пушкин упорно выстраивал несколько лет, значительную часть своей жизни.

Роман в стихах: дьявольская разница

Начиная роман, Пушкин, конечно, не знал, чем и когда его окончит. «Евгений Онегин» менялся вместе с меняющейся жизнью.

Первое авторское определение жанра мы уже знаем: большое стихотворение.

Однако еще раньше поэт предложил и другое: «Пишу не роман, а роман в стихах – дьявольская разница» (П. А. Вяземскому, 4 ноября 1823 года). Как образец Пушкин использовал поэму Д. -Г. Байрона «Дон Жуан». Но оттолкнувшись от знаменитого поэта-романтика, он быстро двинулся своим путем. «В самом деле, «Евгений Онегин» – первый и, быть может, единственный «роман в стихах» в новой европейской литературе» (Вяч. И. Иванов. «Роман в стихах»).

Завершая книгу, автор повторил то же определение, добавив к нему важный эпитет: «И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Еще неясно различал» (гл. 8, строфа L).

В год завершения «Онегина» в рецензии на роман М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» Пушкин даст и свое определение романа: «В наше время под словом роман разумеем историческую эпоху, развитую в вымышленном повествовании».

Исторической эпохой для автора «Евгения Онегина», однако, становится современность. Он становится ее летописцем, ее коллежским секретарем (секретарем французского общества называл себя великий французский романист О. де Бальзак, создатель грандиозного цикла романов и повестей «Человеческая комедия»).

В предисловии к первой главе, сразу после определения «большое стихотворение», было четко обозначено время действия. «Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года.» Таким образом, в 1823 году Пушкин описывает, а в 1825 году публикует рассказ о событиях практически вчерашнего дня, четырех-шестилетней давности.

В позднейших примечаниях к третьей главе поэт еще раз настаивает на временной точности своего повествования: «В прежнем издании, вместо домой летят, было ошибкою напечатано зимой летят (что не имело никакого смысла). Критики, того не разобрав, находили анахронизм в следующих строфах. Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю».

Используя пушкинскую подсказку, литературоведы и просто читатели много раз пытались рассчитать время романа с точностью даже до одного дня. Оказывается, именины Татьяны падают на 12 января 1821 года, а дуэль Онегина и Ленского состоялась 14 января. Время восьмой главы романа обычно датируют весной 1825 года, чтобы получивший отповедь Татьяны герой успел, в отличие от автора, вместе с декабристами попасть на Сенатскую площадь.

Однако в подобных «точных» подсчетах ученых много «художественной» фантазии. В них одновременно используются факты пушкинской биографии, о которых не упоминается в романе, указания в черновиках, от которых поэт потом отказался, живописные догадки о судьбе героя в тех случаях, когда он надолго исчезает из нашего и авторского поля зрения (по одной из них, Онегин во время путешествия должен был, подобно Степану Разину, целых три года предводительствовать шайкой разбойников: ведь таким его видит героиня в своем вещем сне). Но по другим расчетам действие романа оканчивается в 1829 году, снова почти совмещаясь со временем его окончания.

Однако попытка понять пушкинский свободный роман как историческую хронику ведет к существенным противоречиям и неразрешимым вопросам. Если Онегин, как считали большинство «счетчиков», родился в 1795 году и оказывается даже несколько старше поэта, то почему он никак не откликнулся на всеобщий подъем в годы Отечественной войны? Ведь в 1812 году герою должно быть уже 17 лет, и его ровесники не только, как лицеист Пушкин, провожали уходящих на войну, но активно участвовали в ней и даже брали Париж? Между тем об Отечественной войне автор вспоминает в седьмой главе, в связи с приездом в Москву Татьяны – и вне всякой связи с Онегиным. «Напрасно ждал Наполеон, / Последним счастьем упоенный, / Москвы коленопреклоненной / С ключами старого Кремля: / Нет, не пошла Москва моя / К нему с повинной головою. / Не праздник, не приемный дар, / Она готовила пожар / Нетерпеливому герою» (гл. 7, строфа XXXVII).