Классициум

Я вернулся в машину и на медленной скорости въехал в Рамздэль, ища гостиницу. Это был обычный юго-восточный городок – старые дома в колониальном стиле, стриженые газоны, ратуша с башенными часами. На повороте в гостиницу с лепным фасадом, которая называлась причудливо «Привалом Зачарованных Охотников», я едва не раздавил навязчивую беспородную собаку (из тех, что устраивают засады автомобилям). Чертыхнулся, но осмотрелся внимательно и сразу нашел место для парковки – под удобным навесом. Меня встретил седой горбатый негр в старомодной ливрее. Он положил в тачку мои чемоданы и медленно покатил их в холл. Холл был пуст, если не считать парочки старых дам при священнике. В отельной конторе лысый помятый служащий предложил мне на выбор десяток номеров. Я выбрал одиночный с видом на площадь и тут же поинтересовался, откуда в Рамздэле антенна космической связи. Вопреки ожиданиям служащий оказался словоохотливым и поведал, что достопримечательная тарелка находится в частной собственности у местной героини по имени Долорес Гейз. Ее отец сделал состояние на патентах в радиотехнике, а мать была истовой суфражисткой и воспитала дочь в любви к точным наукам. Вместо того чтобы (как полагается правильной американской девушке на выданье) получать старосветское образование, увлекаться платьями, побрякушками, музицировать и готовиться к встрече с будущим мужем, непоседливая Долорес уехала в технический колледж, а вернулась самодовольным инженером. На деньги отца и с благословения своей вздорной матушки за два года она построила эту тарелку. Бессмысленность затеи была очевидна всем обитателям Рамздэля, и мало кто сомневался, что семейство Гейз скоро пойдет по миру. Но тут грянул «марсианский бум», и тарелка Долорес (так называли антенну в Рамздэле) оказалась необычайно востребованной: посыпались заказы из университетов и космических корпораций на сеансы связи с космическими ракетами и планетарными базами; в Рамздэль стали наезжать ученые с мировым именем, а иногда здесь можно было встретить живого звездоплавателя и взять у него автограф! «Привал Зачарованных Охотников» тоже не остался внакладе, и теперь к Долорес здесь относятся с большим почтением. Признаюсь, читатель, что и меня несколько шокировал такой простой уверенный подход неведомой Гейз (хотя имя ее отца я, вроде бы, слышал ранее): привычным казалось, что дальняя космическая связь – это государственное дело, находящееся под строгим надзором военного ведомства; здесь нет места озорству и самопалу. Но тарелка Долорес существовала, и уже этим разрушала прочные стереотипы.

Оставив вещи в номере, я пешим ходом отправился к антенне. Был теплый весенний денек, живое жужжание насекомых наполняло воздух, пахло цветущими каштанами. Я не осведомился о возрасте Долорес Гейз и по дороге мне представлялось, что я встречу дородную старую деву с суровым мужеподобным лицом, на котором навеки застыла презрительная гримаса, характерная для профессуры технических университетов. Поэтому, завидев молодую загорелую рыжеватую женщину в просторной клетчатой рубахе и в синих ковбойских панталонах, возившуюся с ведром и шваброй на пороге аппаратной пристройки, я вообразил, что передо мной рядовая домохозяйка (нанявшаяся на сезон в надежде встретить заезжего очкастого рыцаря науки). Но тут женщина остановилась, выпрямилась, сняла с рук и небрежно отбросила желтые резиновые перчатки, после чего ленивым движением опытного курильщика извлекла из нагрудного кармана папиросу «Дромадер» и требовательно посмотрела на меня, явно выжидая, что я помогу ей с огнем. Я развел руками, показывая, что не имею дурной привычки. Она поморщилась уголком тонкогубого рта и сказала: «Долорес Гейз. А вы, позвольте, кто?» Так состоялось наше знакомство, которое через два месяца вылилось в мою первую и последнюю женитьбу.