Кирилл и Ян (сборник)

Надежда положила трубку и вернулась к столу, на котором стояли пустые бутылки, кастрюля с макаронами, пепельница и банка кильки. Причём в пепельнице содержимого уже было больше, чем в банке.

Ещё в комнате находились двое мужчин. Один из них спал, растянувшись на полу и выставив на всеобщее обозрение огромную дыру в грязном носке. При дыхании его щёки надувались, и на губах появлялись прозрачные пузыри. Звали мужчину Петя, и Надежда ненавидела его. Ненависть эта была тихой и выражалась лишь в том, с каким откровенным равнодушием она ложилась на скрипучий диван, задирала юбку и отворачивала лицо. Впрочем, лицо можно было и не отворачивать, потому что желания целоваться у Пети никогда не возникало. А если б оно вдруг возникло, Надежде всё равно пришлось его исполнять, ведь квартира принадлежала Пете и за неё требовалось платить. Только чем, если самой хватает лишь на макароны?.. Оставалась единственная валюта – та, которую нельзя, ни истратить до конца, ни потерять по пьяни.

А сегодня случился праздник. Во-первых, Коля, молодой и симпатичный (такие мужчины давно уже не обращали на Надежду внимания) сидел и разговаривал с ней!.. Да ещё принёс четыре бутылки вина!.. Прям, добрый волшебник какой-то!..

Во-вторых, Петя скопытился очень быстро, и Надежда чувствовала себя свободной. В её нетрезвом сознании даже возникали сумасшедшие мысли, что этот день – начало чего-то нового и хорошего; того, чего ещё никогда не было в её сорокалетней жизни.

А, в-третьих, этот звонок. Если мать, действительно, умрёт, это будет настоящий подарок, который и должен венчать настоящий праздник! Это будет лучшее, что она способна сделать для дочери, ведь тогда можно уйти от Пети и начать всё заново. …Нет, конечно начать всё, не получится – возраст не тот, да и вообще… но, по крайней мере, никто не станет принуждать меня… разве только, голод, и то не сразу, ведь у матери должны быть сбережения, которых хватит на первое время… Надежда мечтательно улыбнулась.

– Кто это у тебя там заболел? – спросил Коля.

– Да мать, карга старая… Наливай, – Надежда, в сердцах, махнула рукой.

– Наливаю.

Глядя, как щедрая рука наполняет стакан, Надежда вдруг подумала – …всё она врёт! Специально ведь дразнит. Сколько вызывала «Скорую» и говорила, что умирает, а ни разу, тварь, не померла!.. А теперь ещё чёрную женщину приплела… Дуру из меня делает!..

Надежда чувствовала, что должна с кем-то поделиться своими мыслями, иначе они, либо сведут её с ума, либо заставят бросить шикарный стол и нестись на другой конец города, чтоб выяснить, есть у неё теперь собственная квартира или всё ещё нет. А с кем поделиться, как не с самым добрым, самым лучшим человеком?..

– Слышь, Коль, – Надежда присела рядом с гостем, – а ты знаешь, как выглядит смерть?

– Какая смерть? – Колина рука дрогнула, и поток жидкости иссяк, чуть-чуть не поднявшись до заветного рубчика.

– Я чего хочу сказать… только не надо ржать, ладно?.. Говорят, женщины в нашей семье перед смертью видят саму себя, только одетую во всё чёрное…

– Не понял, – Коля отставил бутылку, – ещё раз.

– Чего ты не понял? Идёшь ты, а навстречу – тоже ты, только весь в чёрном. И в тот же день, бах!.. Ты помираешь.

– Скажешь тоже, – Коля испуганно оглянулся, но никого не обнаружив, усмехнулся, – дура ты, Надька. Ты сама подумай, чего несёшь!..

– Тогда плохо, – Надежда вздохнула, – а я уж губы раскатала… Мать сейчас звонила, так сказала, что видела чёрную женщину… ну, себя, короче.

– А ты хочешь, чтоб она умерла? Это ж мать! Ты думаешь, чего говоришь?..

Надежда взяла стакан и по-мужски выдохнув, осушила его до дна. Она знала, что после этого станет сама собой, и будет говорить то, что думает, и делать то, что считает нужным. В такие замечательные мгновения она обычно заявляла Пете, что он – мразь и подонок. Правда, потом приходилось неделю отсиживаться дома, пока не пройдут синяки, но зато он знал, что она о нём думает!

…И Коля пусть знает, что я думаю о матери!..