Кинотеатр повторного фильма

Впрочем, у Дюдю есть одно утешение. Он говорит себе: «Я честный человек, я никому не сделал зла. Мне нечего стыдиться в своей жизни!» А что Томацеуш Такатики? Он считает себя справедливейшим из людей и мудрейшим из правителей. Он не знает угрызений совести. И, кстати, он понятия не имеет, что в предыдущей жизни был вами. Итак, кем вы собираетесь воскреснуть? У вас пять минут. Выбирайте. Время пошло. И часовщик внимательно смотрит на часы.

Разумеется, присутствующие смущены. Даже возмущены. Что за чепуха? Как вообще можно задавать подобные вопросы? И только случайно заглянувший на огонек фотограф убежденно отвечает: «Я выбираю Дюдю!» Но это вздор, конечно. Кто может выбрать Дюдю? Фотографу никто не верит. Все расходятся.

Книготорговец несет свою грудинку шлюхе, хотя дома его ждет голодная жена. Ну уж нет, извините, он не Дюдю.

Трактирщик подсчитывает расходы и кому сколько заплатить. Этому надо дать, пока нацисты у власти. А вдове вот этого, которого нацисты убили, тоже надо дать немного. Когда придут коммунисты, ему зачтется. Он не какой-нибудь Дюдю и не даст этим Такатики делать с ним все что угодно.

У плотника вопрос часовщика не выходит из головы. Он не может уснуть. Будит жену. Советуется с ней. Он хочет понять, хватило бы у него сил стать Дюдю. Нет, не хватило бы. Он и в этой жизни достаточно намучился.

Только часовщик, который придумал эту сказку, совершенно о ней не думает. У него и так полно хлопот. Он прячет в своем доме еврейских детей. У него в одной дальней комнате почти дюжина детских кроваток. И этой ночью ему должны привести еще одного ребенка.

А что фотограф? Тот после долгого размышления решает, что эти люди зря ему не поверили. Но нет ничего желаннее и прекраснее, чем пострадать за Господа. И он предоставит этим людям такую возможность. Он погубит собственную душу, но спасет их. Разве не этому учил Христос? И фотограф идет доносить на все компанию.

Когда вся четверка на следующий вечер собирается в кабачке, за ними приходят люди из «Скрещенных стрел» и отвозят их в местный подвал или как это у них там тогда называлось. Разумеется, их там сначала избивают до полусмерти.

Арестом и пытками руководит молодой красавец-блондин в нацистской форме, очень похожий на мальчика из фильма «Кабаре», поющего «The Future Belongs to Us». Впоследствии мы узнаем, что он выпускник гуманитарного факультета университета, хорошо знакомый c трудами философов Франкфуртской школы.

За экзекуцией наблюдает импозантный мужчина в штатском, средних лет, с ухоженной профессорской бородкой, в темных очках и дорогом костюме. Их дальнейшая беседа представляет собой что-то вроде академического семинара.

Ученик-блондин объясняет, почему он не считает это дело важным: у нас вчера террористы застрелили двух наших товарищей; рабочий взорвал оружейный завод, а это четверка безвредных обывателей, они собираются в кабачке, пьют вино, обзывают нас убийцами и, поджав хвост, возвращаются к своим женам; они никогда не видели оружия; я, когда буду их казнить, даже руки им связывать не стану.

И тут профессор читает небольшую лекцию. О, коллега, как вы неправы! Это те, кто в нас стреляет, те, кто подкладывает нам бомбы, – те не важны. Их ничтожно мало, мы их всех переловим и повесим. Важны те, среди которых нам приходится жить. Важны эти самые массы обывателей, от которых нам никуда не деться. Они думают: мы маленькие люди, от нас ничего не зависит, они могут сделать с нами что захотят. И мы притащили их сюда, чтобы доказать им, что они правы. Пусть они расскажут об этом своим соседям. Но этого недостаточно. Это легко – производить мертвецов. Но производить живые трупы, которые пьют, едят и не открывают ртов, – в этом наша задача. Вот для этого мы здесь. Нет, разумеется, мы их выпустим. Но что случится, когда мы их выпустим? Они будут ненавидеть нас и смертельно нас бояться. Это нормально. Для этого мы их сюда притащили. Но они будут продолжать уважать себя. Они будут даже про себя немного гордиться тем, что прошли через такие страшные испытания. Нет, вот этого мы с вами, коллега, допустить как раз и не можем. Мы должны заставить их презирать себя, умирать от отвращения к самим себе. Вот тогда наша цель будет достигнута.

Честно говоря, будь моя воля, я бы сделал эту лекцию частью школьной программы. Более просто и внятно про тоталитаризм школьнику и не расскажешь. Никакие документальные кадры из освобожденного Освенцима, никакие фотографии массовых захоронений не могут подействовать так, как эти простые и доходчивые слова.

На следующее утро четверку наших героев выводят из тюремной камеры, где они провели ночь, в просторное подвальное помещение. Прямо посередине, привязанный за руки к потолку, висит распятый окровавленный человек. Он еще дышит и издает слабые стоны.