Кинотеатр повторного фильма

Возможно, нам хотели сказать: смотрите, это такое кино. Но оно снято как бы немножко из-под кровати. Из-под кровати все видно по-другому. Так кино не снимают. Поэтому вам будет казаться, что это все взаправду. В начале фильма герой видит во сне, как летит к матери. В финальной сцене он, мокрый и дрожащий, зарывается в стог сена и принимает позу зародыша. Полеты окончены. Все они были просто реализацией инфантильного желания вернуться к маме в живот. Фрейдовское объяснение, простое и ненавязчивое. Мы все туда хотим. Это фильм про нас.

Мои ровесники любят жаловаться на инфантильность нынешних двадцати-тридцатилетних. Как поздно они взрослеют! Как вообще не хотят взрослеть! Но вот героем моего поколения, да что там, героем поколения моих родителей был взрослый дядька, который так и не вырос из трудного подросткового возраста. Но я-то из него вырос! Вырос! Вырос! И вот я смотрю это уже очень старое, совершенно неактуальное кино, смотрю и не могу остановиться. И мне кажется, что оно совершенно не устарело. И мне плевать на то, что «к концу семидесятых годов современникам казалось вполне очевидным, что Россия больна». И глаза у меня не на мокром месте. Но как же, черт возьми, как же это красиво и празднично получилось! «Этой ярмарки краски, разноцветные пляски, деревянные качели, расписные карусели!»

Вот сцена, где избитый ворами и оглушенный Янковский валяется около железнодорожных путей, и стрелочница в телогрейке его подбирает. И она куда-то везет его по рельсам на дрезине. И вот они едут, а она на него смотрит и все повторяет восхищенно: «Какой мужик! Нет, ну какой мужик!» В том смысле, что такие мужики – и просто так валяются практически на путях. И вот я забываю о том, какой же этот персонаж неприятный и скучный человек, зато восхищение этой тетки передается мне. Какие мужики! Таких больше не делают!

Есть расхожая формула, объясняющая, почему мои современники-мужчины так дружно захотели отождествить себя с Сергеем: герой фильма = советская власть + кризис среднего возраста. Советская власть не дала ему раскрыться и превратила в неудачника. А кризис среднего возраста объясняет его безобразное поведение. Но мне кажется, что сейчас, по прошествии почти сорока лет, все это стало совсем ни при чем. Мы все хотим быть героем фильма, как хотел Сергей, а выглядеть хотим как Янковский. Мы узнавали себя в истерике и неудачнике Сергее, а видели при этом себя Янковским. Отождествляя себя с героем фильма, мы видели себя исполнителем. Впрочем, я так до сих пор себя и вижу. За сорок лет ничего не изменилось.

«Старшая сестра». Советский кэмп

В восьмидесятых годах у меня был один очень харизматичный приятель-гей. Он боготворил Татьяну Доронину, называл ее «Великая актриса» и вообще высказывался о ней не иначе как в каком-то религиозном ключе. Может быть, так и было на самом деле, а может, просто я так решил из-за него, но мне казалось, что среди артистических московских геев существовал культ Дорониной, примерно как среди американских – совсем непонятный со стороны культ Джуди Гарланд. В то время я еще не знал, что такое кэмп. И об «особой связи между кэмповским вкусом и гомосексуальностью» (Сьюзен Зонтаг) я тоже не знал.

Я и до сих пор с точностью не могу сказать, что это такое, и «Заметки о кэмпе» мне не очень помогают. Кэмп – он ведь как порнография: его узнаешь, когда видишь. В моем самом приблизительном, неточном и (я знаю) циклическом определении кэмп – это гипертрофированная искусственность, возвышенная до искусства. Иными словами, это что-то такое дурацкое, что оно прямо прекрасное. Я хочу рассказать о фильме, который считаю высочайшим образцом наивного советского кэмпа, и о великой актрисе, которая была его воплощением, – о «Старшей сестре» и о Татьяне Дорониной.

«Старшая сестра» – фильм 1966 года, снят Георгием Натансоном по пьесе Александра Володина. Вот это все, начиная от «Любите ли вы театр, как я люблю его, то есть всеми силами души» и до «О ступайте, ступайте в театр, живите и умрите в нем, если можете!» – если этот совершенно безумный текст Белинского кажется вам знакомым, то, скорее всего, вы либо когда-то сами видели, как Доронина читает его в «Старшей сестре», любо видели или слушали чью-то пародию на это чтение. Пародировать Доронину вообще удивительно легко и приятно. Особенно смешно это получается у крупных волосатых мужчин, потому что в этом случае это еще выходит как-то неприлично.

К моменту выхода фильма Доронина уже почти разменяла четвертый десяток, была популярной актрисой БДТ, но широкая публика про нее не знала, потому что в кино ее не снимали. Это было вполне понятно: она была какой-то уж слишком во всех отношениях крупной фигурой и никуда не помещалась. Режиссеры справедливо полагали, что если поместить в кадр слона, то слон в кадре разнесет этот кадр к чертовой матери.