Кинотеатр повторного фильма

Я совсем не разбираюсь в кантри и не знаком с его историей. Я знаю, что это простые ритмичные баллады, главная особенность которых в том, что по-русски называется странным словом «задушевность». В этом слове сразу и внутреннее расположение к слушателю, и искренняя готовность разделить самые сокровенные эмоции, и жалоба человека, у которого буквально нет ничего за душой. И в этой задушевности кантри родственна старой советской эстраде. Короче, это старые песни о главном.

Я помню, как хохотал, когда первый раз смотрел на Хейвена Хэмилтона – короля кантри-музыки. Он одет в какую-то немыслимую белую ковбойскую курточку, белые расклешенные штаны, и все это в блестящих разводах и золотых нашлепках. Он крошечного росточка, у него большие седые бакенбарды, и его лицо почти все время хранит выражение настороженного тушканчика. Но в особо пафосные моменты пения он закидывает головку вверх и глаза его наполняются слезами. Чем-то он напоминает мне Иосифа Кобзона, тоже маленького человечка с глубоким голосом и парадным выражением лица. Только у того нашлепка была на лысине. Я тогда думал, что «что-то мы сделали правильно» – это такая отвязная пародия на американский патриотизм.

А сейчас я вдруг вслушиваюсь в идиотские, но такие искренние слова этой песни – и ох, какой же у него задушевный голос, прямо жалко его, такой он наивный, и мне одновременно хочется и смеяться, и плакать. И я вдруг испытываю гордость за свою страну, про которую можно петь так задушевно и искренне. Господи, как же я всегда ненавидел всю эту псевдопатриотическую дребедень обеих империй, в которых мне довелось прожить по одной из половинок своей жизни! Доктор, что со мной?

Из студии, в которой Хейвен Хэмилтон записывает свою трогательную дребедень, мы на минуту попадаем в другую, где черный хор записывает госпел: «Do you believe in Jesus? Yes I do!» А солирует белая Лили Томлин. Господи, ты видишь, как она солирует? В зале сидит восхищенная заезжая журналистка из Британии – Джеральдина Чаплин, которая шепотом спрашивает своего спутника: «Она, наверное, миссионерка?» Ну, точно молодая иностранка в брежневском СССР в поисках приключений! Все время вспоминаю СССР. Вот мы уже и познакомились с шестью или семью главными героями фильма, а на экране все еще титры!

А всего в этом фильме двадцать четыре главных персонажа. У каждого своя четкая сюжетная линия. Поскольку тут нет главных и второстепенных героев, пересказывать каждый из двадцати четырех сюжетов бесполезно. Действие фильма происходит во время фестиваля кантри-музыки в Нэшвилле. Герои – либо постоянные жители Нэшвилла, либо гости фестиваля. Почти все так или иначе связаны с музыкой. Это и знаменитости, и амбициозные любители, мечтающие об успехе, и просто фанаты и группи. Одни на самой вершине успеха, другие, наоборот, на самом дне. Цели некоторых становятся ясны только в самом конце фильма. Все это замешано на политике и сексе. Можно сказать, что фильм о музыке, политике, сексе и жажде успеха, но ведь это фактически не говорит ничего. А можно сказать, что это самый американский из всех американских фильмов.

На протяжении пяти дней (столько длится фестиваль в Нэшвилле) они сталкиваются друг с другом как шары на сукне бильярдного стола, чтобы разлететься в разные стороны. У каждого из них есть свое представление о лузе, в которую непременно нужно закатиться. Вместо этого они больно стукаются о стенки и друг о друга и отскакивают к центру стола. Но при этом каким-то чудом они все движутся в одном направлении. Среди них есть одна святая, несколько юродивых, и все они немного одержимы.

Чудо этого фильма состоит в том, что ни один персонаж не теряется в этом хаосе и ни один сюжет не пропадает. Фильм захватывает с первой секунды, и следить за происходящим очень легко. Это достигается, во-первых, тем, что каждая роль сыграна, что называется, на разрыв аорты, а во-вторых, совершенно феноменальным умением Олтмена переходить от одной сцены к другой. Собственно, вся плоть этого удивительного фильма состоит из непрерывного перехода – от эпизода к эпизоду, из состояния в состояние. При этом создается впечатление, что фильм снят будто одним непрерывным кадром без монтажа.

И еще в нем больше часа музыки. Поет больше половины персонажей. И большинство песен написаны самими актерами. Но это точно не мюзикл. По жанру этот фильм можно назвать религиозной мистерией. И все эти дурацкие, наивные песни со смешными идиотскими словами очень похожи на молитвы или заклинания. Еще, помимо музыки, в «Нэшвилле» очень много любви.

В начале фильма все герои случайно оказываются в аэропорту в момент встречи великой исполнительницы Барбары Джин (Рони Блэкли). Если Хейвен Хэмилтон – король кантри, то Барбара Джин – королева. Ее встречает целый оркестр, а группа герлскаутов устраивает в ее честь военно-танцевальный номер: девочки-подростки в коротеньких юбочках маршируют с винтовками и отдают честь. Они такие милые и совсем не воинственные, где-то я это уже видел.