Прошел месяц. Уже забыли. Взрыв, в котором сначала по традиции предполагали теракт, а затем, опять-таки по традиции, списали на рехнувшегося одиночку, произошел прямо между президентскими выборами и инаугурацией нового президента. Это был, прямо скажем, довольно тревожный момент в американской истории. Что-то такое стояло в воздухе, все чего-то ждали. И тут этот взрыв. Впрочем, потом события пошли совсем в другую сторону. Оно, наверное, и к лучшему.
А мне, как только я прочитал эту новость, сразу врезалось в голову: Нэшвилл, президентские выборы, теракт, фургончик на колесах, с крыши которого идет громкая трансляция. Те же самые ингредиенты я уже видел в одном фильме, снятом в 1975 году. Он так и назывался – «Нэшвилл», снял его Роберт Олтмен, и это был один из лучших фильмов, которые я видел в своей жизни. То есть технически, как он снят, это было что-то умопомрачительное. Но по какой-то причине, видимо, в первую очередь потому, что все это время фильм про музыку кантри не был для меня особенно актуален, я за четверть века, прошедшие с тех пор, как увидел его в первый раз, так и не удосужился его пересмотреть. Теперь, видимо, настал такой момент.
Из кирпичного гаража медленно выползает белый вагончик с красными полосками. На крыше вагончика четыре больших громкоговорителя. На стене надпись: «Хэл Филлип Уолкер – Партия замены». Из громкоговорителя громко бубнит скучный мужской голос: «Друзья налогоплательщики и дольщики Америки! В первый вторник ноября мы должны будем принять важнейшее решение по поводу нашего руководства». Вагончик выезжает на уродливую улицу американского провинциального города и медленно движется в потоке огромных, как динозавры, автомобилей между убогими трех-четырехэтажными сооружениями с уродливыми вывесками, вдоль тротуаров, лишенных пешеходов. Громкоговорители продолжают бубнить. Такое ощущение, что этот фургон вот-вот взорвется. Но он не взорвется.
Филлип Уолкер, которого мы так никогда и не увидим, кандидат от популистской Партии замены, кинопредвидение Росса Перо и Дональда Трампа, приезжает в Нэшвилл, чтобы принять участие в предвыборном концерте, организованном как часть его избирательной кампании. Нэшвилл – Голливуд кантри-музыки. Здесь находятся основные звукозаписывающие студии. Здесь всегда можно найти главных звезд этого самого американского из музыкальных жанров. Концерт должен состояться в нэшвиллском Парфеноне.
Дело в том, что в Нэшвилле действительно есть здание, которое представляет собой точную реплику афинского Парфенона. Вплоть до каждой колонны. Потому что жители этого прекрасного города мыслят его в некотором роде Афинами Соединенных Штатов Америки. И это многое говорит и о Нэшвилле, и о его жителях, и о Соединенных Штатах Америки.
На дворе 1975 год. Соединенные Штаты Америки, и жители Нэшвилла особенно, готовятся к встрече двухсотлетия страны. И сразу после кадров с фургончиком мы видим, как Хейвен Хэмилтон, некоронованный король кантри-музыки, записывает в студии патриотическую песню. В этой песне перечисляются подвиги, которые совершили американцы за прошедшие двести лет. И все мучения, которым они при этом подвергались. И как они все-таки всегда побеждали. Рефреном к этому рассказу служит оптимистический припев: «Нет, все-таки что-то мы сделали правильно за эти двести лет!» В том смысле, что было тяжело, но какие же мы молодцы!
Вот фильм только еще начинается, а мне уже хочется сделать паузу. Я, как ни странно, помню двухсотлетие США. В Москве тогда проходила выставка, которая так и называлась: «200 лет США». Посетителям выставки выдавали пластиковый пакет с фотографией американского космонавта на Луне и американским флагом. Внутри пакета был цветной проспект со снимком президента Форда на первой странице и маленькая пластинка-сорокапяточка, игравшая американский гимн.
Президент Форд был человеком с очень большими зубами. Музыку американского гимна я, прожив тридцать лет в США, до сих пор не могу распознать. Кстати, прерывая мои неожиданные воспоминания, голос кандидата в президенты Филипа Уолкера, транслируемый с крыши агитационного фургона, сейчас жалуется на то, что никто не знает слов национального гимна и не понимает, про что там вообще. Он предлагает поменять его на что-нибудь, «что люди могли бы понять».
Еще про американскую выставку: туда с утра выстраивалась многокилометровая очередь. Чтобы на выставку попасть, нужно было отстоять на морозе часов шесть или восемь. Мне с моим другом-одноклассником каким-то чудом удалось пристроиться сразу в середину, так что мы мерзли всего четыре часа. Этот пакет я носил потом несколько лет и раз в месяц стирал, пока картинка совсем не стерлась. И у меня, и у моих друзей тогда не было сомнений в том, что что-то американцы, конечно, делали правильно. Например, пластиковые пакеты. Почему я смотрю этот самый американский из всех американских фильмов, а думаю о своем советском прошлом?