Кинотеатр повторного фильма

«Каждый герой этого фильма влюблен в кого-то из героев. И все влюблены в Барбару Джин», – объяснял Олтмен своим актерам перед началом съемок. Барбара Джин всегда в белом платье, как вечная невеста. Она альфа и омега этой истории. С нее все начинается и ею все заканчивается. Она божество, и она же пасхальная жертва.

Через пять дней Барбара Джин будет петь в нэшвиллском Парфеноне на концерте, на котором все герои фильма снова окажутся вместе. И там произойдет, там случится – ну, не знаю, как даже объяснить. Для меня это одна из самых главных сцен в мировом кино, и вот совершенно точно, если вы хотите узнать про Америку что-то очень важное, что-то такое, что составляло и, я надеюсь, до сих пор составляет (или уже не составляет?) самую суть ее мифа, вам необходимо досмотреть этот фильм до конца.

«Эта картина говорит: вот это Америка, и я ее часть, – писала Полин Кейл сразу после выхода фильма. – „Нэшвилл“ появился в тот самый момент, когда Америка поздравляет себя с тем, что ей удалось избавиться от плохих ребят, которые запудривали людям мозги. Фильм говорит, что не только политики живут по лжи. Мы все способны на большую ложь». Надо же, как актуально.

В финале фильма, когда на сцене Парфенона происходит неизбежная катастрофа, к которой Олтмен ненавязчиво подводил нас все два с половиной часа, Хейвен Хэмилтон кричит в микрофон: «Спокойнее! Это не Даллас! Это Нэшвилл! Они не смогут с нами этого сделать! Пойте!» И он сует микрофон случайно оказавшейся на сцене дурочке в рваных колготках, жалкой и сумасшедшей тетке, сбежавшей от мужа, чтобы попасть на фестиваль и спеть там, если вдруг удастся. И, конечно, потереться рядом с великими.

И тетка начинает петь. И разбегающиеся в панике люди оказываются захвачены этой песней. И перед сценой снова толпа восторженных зрителей. И они подпевают и хлопают. И они уже забыли о том ужасе, свидетелями которого только что стали. Мы видим рождение нового кумира. Это ода американской витальности. Это объяснение в любви к этой жестокой, беспощадной и прекрасной стране.

Вот последнее, что мы слышим: «Мне пофигу. Хлеб подорожал, экономика в кризисе, а мне пофигу. Потому что в моей империи жизнь классная. Говорите, что я не свободен. А мне пофигу». Последние кадры фильма: огромный американский флаг во весь экран. Самая намоленная в этих краях икона. Выше только небо.

«Психо». Убийство макгаффина

Когда-то очень давно у меня был приятель, которого выгнали из сумасшедшего дома за то, что он сумасшедший. А дело было так. Мой приятель работал в американской психиатрической клинике санитаром. И один из его пациентов страдал хроническим растроением личности (растроением не от слова «расстройство», а от цифры три). Этот пациент был одновременно женщиной и двумя мужчинами. Причем мужчины обращались с женщиной совершенно ужасно. Они били ее, унижали и насиловали то вместе, то по очереди. Но и друг с другом у них были очень непростые отношения. Они постоянно ссорились из-за женщины, и дело часто доходило до драки, в которой пациент получал тяжелые телесные повреждения.

Приятель мой был человеком глубоко верующим, православным. Смотреть на эти страдания ему было невыносимо. И наконец он решил, что помощь больному – его христианский долг. Он вынес из церкви немного святой воды и стал ею потихоньку окроплять пациента. За этим занятием его и застали пораженные американские врачи.

У этой истории нет морали, но я часто ее рассказываю, потому что мои слушатели почти всегда смеются. Хотя ничего такого уж смешного в ней тоже нет. По-моему, это очень грустная история. Но вот что интересно: не один, а несколько раз кто-то реагировал на нее так: «Слушай, ну это прямо „Психо“!» Действительно, это история про множественные личности в одном человеке. И в то же время это история с двойным дном.

В этой заметке я пишу об одном из самых известных фильмов в истории мирового кино – «Психо» Альфреда Хичкока. Наверное, ни про один фильм столько не написано, ни один фильм не разбирали так подробно, кадр за кадром, так что я вряд ли смогу рассказать про него что-нибудь новое. В начале этого десятилетия «Психо» исполнилось шестьдесят лет, и в связи с этим его заново пустили в ограниченный прокат во многих странах, включая Россию. Есть что-то очень отрадное в том, что изголодавшаяся по кино послекарантинная публика смогла увидеть эту картину на большом экране, в таинственной темноте настоящего кинозала. Потому что я убежден, что только так и нужно смотреть этот фильм – в настоящем кино, затаив дыхание.