Килл крик

Приземлившись на твердую почву в паре футов от опасного места, Дэниел успел лишь увидеть, как телефон летит прямо в пролом. Секунда – и черная кривая щель поглотила его.

Еле слышный, дребезжащий голос жены позвал: «Дэниел?» И телефон пропал.

– Бляха-муха! – Он бросился было к пролому, но остановился, вспомнив, что его-то веса доска и не выдержала.

– Господи, да что ж за… – выкрикнул он.

И немедленно оглянулся по сторонам, стыдливо покраснев оттого, что упомянул имя Господа всуе. К счастью, никто не слышал.

Возвышаясь над деревьями, дом сестер Финч молча следил за ним.

Подломившаяся под ногами Дэниела доска прикрывала колодец, тот самый колодец, о котором предупреждал писателей Уэйнрайт. Носком туфли Дэниел раскидал сухие листья и стебли вьюнков, и его взгляду предстали иссохшие, покривившиеся доски, как попало набросанные на каменное устье. За долгие годы снег, дождь и прожорливые термиты успели тут порядком потрудиться. Покрытое глубокими трещинами дерево по краям крошилось от одного прикосновения. Эти доски, возможно, не выдержали бы даже изящную Кейт, что уж говорить о самом корпулентном из них. Рабочий, которого Уэйнрайт послал подготовить дом, должно быть, не заметил колодец, иначе он бы наверняка заменил доски. Или хотя бы огородил это место сигнальной лентой.

Дэниел запустил руку под ту доску, что лежала посередине, пальцы чуть вдавились в прогнившую древесину. Его одолевали мысли о пауках: о тонких, как иголки, ножках, семенящих во тьме, о клыках, с которых капает золотистый яд, о лоснящихся черных телах, порожденных сумраком, о сетях – нитях шелковистого кошмара, растянутых в потайных углах и расщелинах, куда только эти твари и могут забраться. Дэниел чувствовал сырой запах поросших мхом стен колодца, запах стоячей воды где-то глубоко внизу и пугающий запах абсолютной темноты. Оглядевшись, он нашел острый продолговатый камень, напоминающий зуб доисторического зверя, поднял его над узкой щелью колодца и разжал руку. Камень падал поразительно долго, Дэниел еле расслышал плеск, когда он достиг дна.

«Не может же там быть так глубоко», – подумал он. Это невозможно. Не бывает таких глубоких колодцев, если только люди, копавшие его, не наткнулись на громадную расселину, черную подземную бездну.

Как это часто бывает с запахами, идущий из колодца древний дух пробудил в Дэниеле непрошеное воспоминание из темных закоулков памяти. Когда он был совсем мальчишкой, он и его семья – родители, брат Питер и сестра Мэри Кей – жили в доме-развалюхе на три спальни в сорока милях от Чапел-Хилл, в Северной Каролине. Это был не первый их дом и не самый любимый. Отец потерял работу механика в городе и, поскольку безработица принимала все более пугающие масштабы, был вынужден вместе с семьей сняться с места и перебраться в единственное жилье, за которое не требовалось платить по закладной, – в охотничий домик своего отца.

Дэниел ненавидел этот дом. Питер прозвал его «дедовой халупой-залупой». Дэниел понимал, что это шутка, хоть и не догадывался о ее непристойном смысле. Халупа-залупа была тесной, холодной и изобиловала насекомыми. Энтомологический мир «штата чернопяточников», как иногда называют Северную Каролину (там когда-то жили дегтярники, и их босые ноги вечно были измазаны смолой), представал тут во всем своем многообразии: сверчки, кузнечики, цикады, комары, журчалки, слепни обычные, слепни оленьи, чешуйницы, тараканы, огненные муравьи, муравьи-древоточцы, осы, пчелы, стоножки, тысяченожки, клещи… Широчайший ассортимент ползучих гадов. Они вылезали из слива ванны. Прятались под полотенцами в шкафу. Устраивали гнезда там, где проседающий пол или покореженный потолок плохо смыкался с ветхой стеной. Халупа-залупа не предназначалась для семейного проживания: дед сбегал сюда из города, чтобы вместе с приятелями-охотниками насладиться тишиной и покоем вдалеке от ворчливых жен.

Но больше всего Дэниел ненавидел восьминогих чудищ, арахнидов, пауков. Отец заверял, что лишь два паука способны нанести человеку серьезный вред: коричневый паук-отшельник и черная вдова. Но юному Дэниелу – чувствительному подростку, до сих пор одержимому множеством детских страхов, – пауки представлялись самыми пугающими созданиями на планете.

«Я читал, что каждому человеку по меньшей мере раз в жизни паук ночью залазит в рот», – как-то раз сообщил Питер Дэниелу, прекрасно осознавая, как этот любопытный факт подействует на младшего брата. Одной мысли о том, как паук с колючими ногами и смертельными клыками пробирается между его губ, влекомый тихим сонным дыханием, было достаточно, чтобы Дэниел совершенно лишился сна.

А потом, душным летним днем, Дэниел столкнулся со своим страхом лицом к лицу. Причиной стал друг Питера, Кенни. Этот костлявый рыжий урод жил по соседству (то есть в полутора милях, если напрямик). Кожа Кенни Милберна была усеяна бесчисленными веснушками, а там, где не было веснушек, торчали прыщи, и лицо его, бледное и рыхлое, напоминало гниющее яблоко.