В тот день после долгих слезных упрашиваний мать велела Питеру взять Дэниела в игру. Требование было не особо обременительное – старший брат и его недобрый приятель собирались всего лишь покидать мяч во дворе, – но они все равно разозлились. И когда Кенни забросил в подпол под домом драгоценный бейсбольный мяч Питера, якобы принадлежавший раньше самому Микки Мэнтлу (с фальшивым автографом), именно этот придурок настоял, чтобы Дэниел туда полез.
Дэниел посмотрел на вход в темный подпол, потом на брата – он не хотел распускать нюни, как малое дитя, но надеялся, что Питер заметит страх в его глазах и вызовется полезть сам.
Но Питер молчал, а Кенни подначивал все громче и громче. Дэниел сам не понял, как это произошло, но вот он уже медленно пробирался на четвереньках через границу, отделяющую безопасное царство солнечного света от сумрачного подземного мира,
Внизу было сыро. Землю снаружи высушило солнце, но под домом она сохраняла влагу недавних дождей. Дэниел чувствовал эту влагу коленями, сквозь джинсы. Он понимал, что мама не обрадуется, обнаружив в корзине для грязного белья заляпанные штаны. Ноздри заполнили затхлый запах застоявшейся воды и густая вонь, испускаемая плесенью. Дэниел задерживал дыхание, пока перед глазами не принимались плясать черные точки, а потом быстро, судорожно глотал воздух. Спина царапнулась о балку, и Дэниел поморщился: на рубашке наверняка останется кровавое пятно. Он снова подумал о маме: она просто взбесится, когда увидит, что он сделал со своей одеждой.
И тут он его увидел – белый шарик, сверкающий, точно жемчужина во влажном чреве устрицы. Еще ярд-другой – и мяч у него в руках.
Но… перед глазами висели черные точки. Дэниел вдохнул поглубже, но точки все никак не пропадали. Он не сомневался, что сейчас потеряет сознание. И вот ведь странное дело: голова ни капли не кружилась.
Вдруг одна из точек спустилась пониже на тонкой, с волосок, шелковистой ниточке и повернулась, показав кроваво-красное пятно в форме песочных часов на брюшке; такое же пятно наверняка проступило на рубашке Дэниела. Черные точки не были предвестниками приближающегося обморока. Они были живые. Они были повсюду. И это были черные вдовы.
И тут же ужас пронзил пухлое тело Дэниела тысячей ледяных иголок. На одну невыносимую секунду ему показалось, что смертоносные пауки решили укусить его одновременно. Не раздумывая, он потянулся за мячом, схватил его… и беспомощно заскулил, пытаясь развернуться. В подполе было слишком тесно, и, как Дэниел ни изворачивался, он не мог расположиться лицом к выходу, к мучительно далекому квадрату света, обозначающему конец этого кошмара.
Он запаниковал. Его взгляд метнулся от земли под ногами к шершавым доскам над его головой, от досок – к бетонным опорам дома и остановился на белом сгустке справа, у самого его плеча. Сгусток состоял из странного вещества, наподобие сладкой ваты, только не розовой, а белой. Из его середины проворно выбежала черная фигурка, прощупала воздух передними лапками и отпрянула, словно испуганная лошадь. Похоже, паучиха почувствовала, что Дэниел близко, совсем близко, и ее охватило желание коснуться его кожи, проникнуть к нему под одежду, туда, откуда он не сможет ее достать, туда, где она займется тем, для чего рождена: кусать, убивать.
Бросив быстрый взгляд вниз и убедившись, что там пауков нет, Дэниел прижал левую ладонь к земле – в правой руке он так и сжимал бейсбольный мяч – и со всей силы оттолкнулся, направляя свое тело к выходу. Он понимал, что неукушенным отсюда не выберется. Он никогда и не думал, что вправду столкнется с черной вдовой. А здесь их были десятки, сотни… В голове прозвучало отцовское предупреждение: достаточно одного укуса.
Что-то щекотнуло кожу. Один из пауков упал Дэниелу на руку и проворно карабкался вверх. Еще секунда – и он исчезнет в его рукаве.
Дэниел услышал собственный жуткий визг, а потом глубоко вдохнул и дунул на паука. Струя воздуха сбросила его как раз в тот момент, когда тот запускал свои тонкие черные ножки под ткань рукава. Но пару секунд спустя на Дэниела упала другая черная вдова. А за ней – еще одна. И еще.
Ему предстояло умереть в этом подполе.
И тогда юный Дэниел Манниакерсон прибег к единственному известному ему средству спасения в подобных ситуациях – к молитве. Он молился изо всех сил, крепко зажмурив глаза, слова срывались с его трясущихся губ так быстро, что сливались в одно:
Чем быстрее Дэниел бормотал, тем быстрее он продвигался к выходу.
Колено наткнулось на острый камень, и он поморщился, чувствуя, как грязные джинсы пропитываются теплой кровавой влагой, однако молитву не прекратил: