Хрустальный ключ

— Что же, оставить Степана, чтоб отец его избил? А мы бы в это время сбор проводили. Стихи о юных ленинцах читали…

В голосе Лиды проскользнула явная ирония. Это вдруг заставило отца посмотреть на нее другими глазами. Оказывается, она и вправду большая стала!

— Но все-таки неосторожно лезть в логово пьяного дебошира!

— В этом логове жили двое детей. Один еще совсем маленький, — хмуро сказала Лида.

— Жили? Как же это вы забрали детей из семьи?

— А что, оставить их в семье, чтобы их дальше калечили?..

В эту минуту отец и дочь смотрели на происшедшее разными глазами.

Соболеву представлялся грубый, пьяный верзила. И стоящая против этого забулдыги Лида, девчонка из шестого класса. Счастье, что тут был Лобанов — решительный и сильный человек.

А Лида, представляя себе сцену, разыгравшуюся в комнате Витухиных, совсем не испытывала чувства страха. За ее плечами выстроились Витя Седых, Юра, добродушный, но сильный Миша. И, наконец, рядом с ней стоял надежный товарищ и друг — Николай Лобанов.

Поздно вечером, когда Лида уже спала, Константин Федорович подошел и остановился около ее кровати. Наклонив крутой лоб, он смотрел на спокойно дышащую дочь.

— Ну, Лидия Константиновна! — сказал он вполголоса. — Неспокойная будет у тебя жизнь! В самое пекло суешься!

60

Ксюша и Валя дежурили на кухне.

Уже давно забыли все о первых днях жизни в интернате, когда Валя Черноок отказалась мыть пол. Ее мать, наверное, ахнула бы, увидев, как в дни дежурства Валя вместе с Ксюшей весело шлепает босыми ногами по мокрому полу, «наводя блеск» в спальнях.

Ахнула бы Руфина Алексеевна и сейчас, посмотрев, как ловко орудует Валя на кухне ножом. Кожура картофелины змейкой сползает в ведро, а очищенный клубень прыгает в большую кастрюлю.

Валя и Ксюша сидели, неторопливо разговаривая. Начистить картофеля для большой интернатской семьи надо было много — ведра два.

Время было послеобеденное. Повар, Мария Корнеевна, ушла домой передохнуть перед ужином. Дежурные по столовой вымыли всю посуду. Девочки остались одни.

— Вот бы посмотреть, каким лет через пять станет Хрустальный ключ, — задумчиво сказала Ксюша.

— Наверное, будет хорошо. Завод выстроят большой. Домов много настроят, магазины, школы.

— А где мы станем учиться? Здесь или на станции?

— Здесь еще успеем доучиться.

— А где лучше?

Валя задумалась.

— Дома лучше, а здесь веселее. И потом жалко от Прасковьи Михайловны уезжать.

На кухню вошла техничка интерната — Ефремовна.

— Ну, как? Много начистили? Вы языками-то поменьше работайте, руками торопитесь.

Она взяла посудные полотенца, небрежно кинула их на веревку, протянутую над плитой, подкинула дров. Подвинула на горячее место огромную кастрюлю с водой и вышла.

— Папа рассказывал, — продолжала Валя, — что на мраморном карьере будут добывать мрамор, повезут его в Москву, в Ленинград. И везде узнают о Хрустальном ключе. — Валя произнесла эти слова с гордостью. — А вы осенью переедете на станцию, папа мне говорил. Тогда мы с тобой совсем близко будем жить.

Дрова в печи трещали, разгораясь, чугунная плита, накаляясь, стала сначала темно-вишневой, потом темно-красной.

И вдруг старенькое кухонное полотенце, висевшее над плитой, вспыхнуло, загорелось ярким пламенем, за ним — второе.

Валя вскочила и, оцепенев, широко открытыми глазами смотрела на пламя. А оно охватило следующие полотенца, подбираясь к большой скатерти.

Но не растерялась Ксюша. Она кинула нож в ведро и в два шага оказалась у плиты, Прежде всего сдернула скатерть, швырнула ее на стол. Потом сорвала ближнее, тлеющее с конца полотенце, обернула им руку и одно за другим сбросила на пол горящие полотенца. Схватила у порога мешок из-под картофеля и, набросив его сверху, затоптала пламя.

Клубы удушливого дыма облаками колыхались под потолком, выползали в столовую. Прибежала испуганная Ефремовна. За ней Надежда Ивановна.

— Что случилось? — тревожно спросила она.

Ксюша не торопилась с объяснением.

— Это полотенца загорелись, — ответила Валя. — Как запылали! А Ксюша не испугалась, сдернула их и затоптала.

Надежда Ивановна сурово посмотрела на Ефремовну. Подойдя к окнам, настежь распахнула форточки. Дым поплыл в них густым плотным облаком.

Ефремовна, охая и вздыхая, достала таз, налила в него воды и замочила уцелевшие полотенца.

— И как это ты догадалась скатерть сдернуть! — говорила она Ксюше. — Вот уж спасибо! Полотенца что, они старые, а вот скатерть сгорела, накладно бы получилось.

Вечером, уже в постели, Валя вспомнила вдруг дневное происшествие в кухне, находчивость и хладнокровие Ксюши.

«А я? — подумала она. — Я могла бы так?»

61

Шла уже последняя четверть. И, как нарочно, Лешка схватил двойку по русскому.

— Слушай, Пешка, — строго сказала Лида Соболева. — Ты, что, самостоятельно не можешь справиться с русским? Тогда мы прикрепим к тебе кого-нибудь.

— Не надо. Я и сам справлюсь… — угрюмо буркнул Лешка.

— Ты слов на ветер не кидай! — еще строже продолжала Лида. — У нас совсем двоек не стало, а ты опять подвел класс.

— Больше не подведу. Справлюсь… — снова повторил Лешка.