Хроники преисподней

– Старлей, догнать! – рявкнул лежащий на земле Дерябкин.

Воронцов метнулся следом за беглецом. Тот бежал неожиданно быстро для старика, но шансов у него все равно не было никаких. Во-первых, он вымотался, пока раскапывал могилу, во-вторых, разница в возрасте все-таки должна была сказаться. Довольно скоро он выдохся, стал спотыкаться, а там и вовсе перешел на шаг. Однако, когда лейтенант приблизился к Алсуфьеву, тот быстро обернулся к нему лицом и произвел коварный удар ногой в коленную чашечку. Воронцов инстинктивно поднял ногу и удар пришелся в голень. Лейтенант только хмыкнул.

Видя, что удар не достиг цели, противник атаковал лейтенанта руками. Но не тут-то было! Воронцов был лучшим борцом Второго главного управления, мастером спорта по боевому самбо. Несколько уклонов и блоков, нырок под бьющую руку – и Алсуфьев уже лежал на земле, надежно придавленный небольшим, но мускулистым телом противника.

Спустя несколько минут две темных фигуры нарисовались возле разрытой могилы, где сидя на могильном камне, ждал полковник. Лейтенант так завернул правую руку Алсуфьеву за спину, что тот не то, что сопротивляться – разогнуться не мог.

– Ага, – сказал полковник, – догнал-таки. Молодец, считай, что реабилитировался.

– Я не понимаю, что происходит, – высоким голосом заговорил эмигрант. – Я – гражданин Соединенных Штатов. Кто вы такие? Вы ответите за свое самоуправство! Если я задержан, я требую консула. Без консула я не скажу больше ни слова…

– Лейтенант, – перебил его Дерябкин, – наденем-ка на нашего гостя браслетики.

Он вытащил из кармана наручники, они с Воронцовым быстро надели их на руки Алсуфьеву.

– Вот так-то лучше, – сказал полковник. – Так у тебя не будет соблазна бегать по всему кладбищу.

Тут он посветил пленнику фонарем в глаза и спросил негромко:

– А теперь к делу – отвечай, где камни?

– Какие еще камни? – голос Алсуфьева звучал еще тише. – Не знаю никаких камней…

– Не знаешь, значит, – тут Дерябкин с неожиданной ловкостью обыскал Алсуфьева и извлек из глубокого внутреннего кармана кожаный мешочек. – А это что?

– Вы не имеете права, – прохрипел Алсуфьев. – Я буду жаловаться… Это мое имущество, оно досталось мне по наследству.

– Имущество, – кивнул полковник. – По наследству… Ну, если все законно, то, конечно, камни мы вам вернем.

Воронцов изумленно покосился на начальство. То есть как это – вернем? На каком основании? Как известно, все, что найдено в недрах СССР, принадлежит государству. Максимум, на что может рассчитывать Алсуфьев – это процент от клада. Да и это ему не светит, потому что он пытался украсть камни, а не честно сдал их государству. О чем говорит полковник? Но Дерябкин на лейтенанта даже не глянул.

– Итак, вы утверждаете, что эти драгоценные камни по закону являются вашим имуществом? – голос у полковника звучал холодно и отстраненно.

– Да, утверждаю, – после небольшой паузы отвечал Алсуфьев.

– Прекрасно. А нет ли тут, случайно, людей, которые могут оспорить ваши права на это имущество?

Алсуфьев как-то странно сглотнул, потом приблизил лицо к лицу полковника вплотную и стал судорожно в него вглядываться.

– Что смотришь – не узнал? – криво улыбнулся Дерябкин и повернувшись к Воронцову, отдал ему фонарик. – Лейтенант, посвети-ка мне в лицо. Пусть наш гость полюбуется, что делает с людьми жизнь.

Воронцов направил фонарик на лицо полковника. Тот смотрел на Алсуфьева прямо, не щурясь от света. Так же, не щурясь, глядел на него и Алсуфьев. И тут, наконец, Воронцов вспомнил, где он мог видеть синие до черноты глаза американца.

– Не может быть… – чуть слышно пробормотал Алсуфьев. – Митя, ты?

Секунду Дерябкин молчал, потом улыбнулся горькой улыбкой.

– Здравствуй, Сеня. Здравствуй, брат…

* * *

Спустя десять минут они втроем сидели на уличной скамейке под фонарем. Точнее сказать, сидел один Алсуфьев. Лейтенант стоял за спиной у эмигранта, а полковник Дерябкин ходил вдоль скамьи туда и сюда, словно тигр в клетке.

Воронцов не понимал, почему они сидят на улице, почему не едут в гостиницу. Но Дерябкин буркнул, что так безопаснее.

– Два чувства дивно близки нам, в них обретает сердце пищу: любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам, – наконец проговорил полковник, остановившись и глядя на Алсуфьева в упор. – Негостеприимно тебя встретили отеческие гробы, не так ли, Сеня?

Алсуфьев подавленно молчал. Молчал и полковник, не говоря уже про старлея.

– Ну, товарищ старший лейтенант, вы, наверное, уже догадались, что тут не все чисто, – сказал наконец полковник, хмуро покосившись на Воронцова. Тот только сглотнул. – Позвольте, однако, официально представить вам моего родного брата Арсения Федоровича Алсуфьева.

Воронцов безмолвствовал: да и что тут можно было сказать?

– Наручники-то сними, – неожиданно попросил новоявленный родственник.

– Ничего, так посидишь, – сурово отвечал полковник.

– Да не сбегу я…

– Еще как сбежишь, я тебя знаю. Тридцать лет назад уже сбежал – и так, что все ОГПУ тебя искало, да не нашло. А я ведь тебя ждал, думал, вернешься за мной, спасешь младшего братика. Верил, что не сегодня-завтра явишься.