Хроники преисподней

Можно было, конечно, просто поехать в гостиницу и ждать, пока Алсуфьев вернется, а там уже брать его под белы руки и разговаривать предметно. Другой вопрос, о чем с ним разговаривать, если даже непонятно, в чем таком он провинился? Ушел из номера? Так это не преступление даже по суровым советским законам. Где он был ночью? А у девушки, с которой познакомился днем. Как зовут девушку, где она живет? Зовут, девушку, скажем, Света, фамилии ее он не спрашивал, где живет, не знает. Встретились, погуляли по городу, разошлись. Даже, извиняюсь, самой маленькой оргии у них не случилось…

– Вот что, – решил, наконец, полковник, – есть у меня одна идейка. Попробуем ее проверить.

И он выжал педаль газа. «Волга», взревев мотором, стремительно помчалась по ночным ленинградским улицам.

Глава шестнадцатая. Возвращение блудного сына

Походная складная лопатка плохо справлялась со слежавшейся могильной землей.

Алсуфьев копал уже битых полчаса, а углубился дай Бог на ладонь. И хоть время было еще не для белых ночей, но темноты оставалось не больше, чем часа на три. Затем начнется рассвет и с кладбища придется уходить, так и не сделав того главного дела, ради которого он вернулся в Россию. И второй раз сюда уже не приедешь – в гостинице его ждет озлобленный гид-чекист, которого он обвел вокруг пальца, убедив Кроули, что тот мечтает о сексе с американцами и только по присущей большевикам застенчивости не хочет в этом признаваться. Американцы, ищущие во всем только экзотики и сильных ощущений, с радостью попались на его удочку и на время нейтрализовали товарища Воронцова.

Однако все оказалось несколько сложнее, чем ожидал Арсений Федорович. Он сильно надеялся на свою лопатку, но теперь было ясно, что она не справляется с тяжелой советской землей. Однако, если он уйдет с Волковского кладбища с пустыми руками, больше его сюда никто не пустит. Значит, надо что-то придумать…

Вы скажете, что тут придумаешь? Но так мог сказать только иностранец. Алсуфьев же родился на этой земле, он прожил на ней первые двадцать пять лет, он знает ее, как никто, он найдет выход.

И он, действительно, нашел его, причем исключительно путем логических рассуждений. Кладбище – это то место, где лопата является главным рабочим инструментом. Но, разумеется, лопаты не разбрасывают просто так даже в стране большевиков. Здесь поблизости должно быть административное здание, там наверняка и хранятся всякие лопаты, ломы и прочее оборудование, необходимое для погребения умерших.

Алсуфьев хорошо изучил карту кладбища и помнил, что административное здание находится где-то на северо-западе. Дорога до него даже по ночному погосту оказалась недолгой. И – на ловца и зверь бежит – несколько лопат стояли, просто прислоненные снаружи к стене небольшого подсобного помещения.

Он выбрал наиболее удобную и вернулся к могиле отца. Теперь дело пошло не в пример быстрее. Он втыкал ее в землю, нажимал ногой, наклонял, выламывал пласт земли, отбрасывал его в сторону. Это повторялось раз за разом, и яма быстро углублялась. Вот, наконец, лопата стукнула о что-то твердое. Алсуфьев удвоил усилия, но копал теперь осторожнее – и не вглубь, а как бы параллельно земной поверхности, отшвыривая в сторону измельчавшуюся почву.

Показалась крышка гроба – черная, наполовину сгнившая. Он еще немного окопал вокруг домовины, потом перекрестился, сказал: «прости, отец!» и вставил лопату между крышкой и гробом. Раздался хруст, крышка отошла в сторону. Алсуфьев включил фонарик. На него из гроба глядел скелет. За прошедшие десятилетия тело уже истлело и не было того отвратительного гниющего запаха, который источает обычно разлагающийся труп.

– Прости, прости, – бормотал Алсуфьев.

Он отложил фонарик, наклонился ниже, стал шарить в темноте руками. Наконец нащупал подушку покойника, потащил наружу. На ощупь разорвал ее, посыпались перья. Снова включил фонарик, держа его правой рукой. В левой у него оказался коричневый кожаный мешочек размером с большое яблоко. Арсений Федорович положил фонарик на край могилы, так, чтобы свет его падал вниз, дрожащими руками развязал мешочек. Из неглубоких его внутренностей засверкали живым огнем драгоценные камни…

Внезапно над головой зажегся новый свет, более сильный. Он ослепил Алсуфьева. Тот прикрыл глаза, тщетно пытаясь разглядеть, что происходит.

– Так-так, – раздался из темноты чей-то голос, – и что же это мы тут делаем? Могилы оскверняем, не так ли, господин Алсуфьев?

Над Арсением Федоровичем высились две темных фигуры.

– Руки вверх, – велел все тот же незнакомый голос.

Алсуфьев неожиданно покорно поднял руки. В левой он по-прежнему сжимал кожаный мешочек.

– Вылезайте, и, пожалуйста, без шуток. Стрелять буду без предупреждения, – объявил из темноты неизвестный.

И тут случилось то, чего, вероятно, никто не ожидал. Алсуфьев как-то странно крякнул, присел и, как черт из табакерки, выпрыгнул из могилы. Без всякой паузы он бросился на ближнюю к нему фигуру, сбил ее с ног, а сам помчался прочь, петляя в темноте, как заяц.