Храм превращается в плацебо

Своим же детям я почти не могу рассказать ничего романтичного. С их мамой мы познакомились в библиотеке, куда нагнали старшеклассников из разных школ на встречу с местными поэтами. Мне же было дано особое указание от учительницы – почитать что-то своё, поскольку была в курсе, что кропаю. Оказалась, поэты проводили поиск молодых талантов и из всей шоблы набрали в студию только троих, кто осмелился выступить. Одна девочка затем как-то быстро перестала посещать литпосиделки, а мы заучено встречались на автовокзале, ехали в другой район, затем провожались, знакомились с компаниями друг друга. Вмешался и пресловутый комсомол, организовав фестиваль эстрадных жанров. Мы просиживали вместе репетиции в ожидании своей очереди. И все номера заучили наизусть. Выступали, заняли первые места: я в художественном чтении, она – в бардовской песне. Ещё год я мотался по всяким подобным фестивалям, а она – поступила в институт. Из доказательств романтичного остался пыльный чемодан, полный писем друг к другу.

Отчего-то в литстудии меня считали перспективным и настойчиво советовали съездить в областной центр на семинар. Поскольку моя девушка училась в том самом областном центре, то идея приглянулась. Захотелось не только переписываться, но и увидеться. Посоветовавшись со знакомым организатором эстрадного фестиваля, что ходил в секретарях горкома комсомола, быстро решил финансовый вопрос. От горкома оформили командировку.

Не хочу сказать, что по итогам семинара меня особо зазывали на областное литобъединение, но апробированная схема уже была запущена. Я брал у мамы десять рублей на проезд туда-обратно на поезде, в горкоме – командировочный бланк. Ранним утром на перроне встречала любимая, и если у неё не было в институте занятий, чуток прогулявшись, шли в обком комсомола, где раз в месяц собирались дарования со всей области. Если было холодно, болтали на скамейке в предбаннике пару часов под недовольными взглядами сонной вахтёрши. Перед началом занятия приходила ещё более сонная тётенька и по предъявлению паспорта и командировочного бланка шустро выдавала двадцать рублей всем, у кого такие документы были. Десятку потом я возвращал маме, а другую… Чёрт знает, что придёт на ум с такими деньжищами! Эта заветная для любого школьника бумажка – извините, не коржик за восемь копеек. На неё можно упиться лимонада, сходить на футбол после литературного занятия, при условии, что в тот день идёт матч на близстоящем стадионе. Можно сводить девушку в кинотеатр!..

Как раз в один из таких приездов, наслушавшись находившихся на взлёте популярности Цыганкова с Самойленко, я прямиком по Весенней двинул к политехническому. Ещё с час сидел на скамейке, разглядывая важных голубей у ног. Вероятно, даже сочинял что-то. Про голубей. А когда у неё занятия в институте закончились, долго бродили закоулками между корпусами, поскольку опоздали на запланированный ранее киносеанс в «Космосе». Можно, конечно, было дождаться другого, но тогда я мог не успеть на поезд со всеми этими милыми провожаниями с поцелуями и прохладными ладошками в моих лапищах.

Вынырнув между корпусами общежитий, слегка озябнув, уперлись взглядом через дорогу в павильон «Цыплёнок табака». К слову сказать, снаружи он был точной копией барнаульского. Она как-то быстро сообщила, что девчонки из группы нахваливали это заведение, а я с унылым ворчанием посетовал, что пару лет назад пробовал такого цыплёнка и остался недоволен. Как известно, сытый голодному не товарищ. Имеющий советскую десятку и пропустивший темный зал в кинотеатре, где можно тайком обниматься, вряд ли может понять озябшую и полуголодную студентку со стипешкой сорок рублей в месяц. Но против логики не попрёшь, надо перекантоваться где-то ещё с часок, и желательно – в тепле, пока не настанет время ехать на вокзал. Ещё сомневаясь, оказался у крыльца. Из-за двери потянуло чем-то настолько вкусным, что последняя нерешительность исчезла. Дёрнув массивную ручку, мы вошли… в самое прекрасное место на свете.

Ничего общего с помпезно-ветхим барнаульским кафе. Витражи во все стены. Блеск хромированных перил у раздатки, миниатюрные белые столики и стульчики, благоухание жареного мяса и чего-то ещё – непередаваемого. За раздачей яств полные тётеньки в колпаках. Вроде бы такие, как и везде в общепите, но чуточку другие. Их халаты и колпаки белоснежно сверкают; на лицах вымучено-приветливые улыбки. Обращение вежливое, словно ты для них самый долгожданный клиент. Поэтому не хочется обращать внимание на цены. Как писали в газетах, «кооперативное движение набрало размах», и, наверное, впервые я в чём-то стал согласен с Горбачёвым.