Храм превращается в плацебо

Андрюшка, ни слова не говоря, из детской в зал жить перешёл. Разложил свои гаджеты, сигареты смело вытащил. Курит и в ноут шпилится.

В следующий раз Лера вновь вокруг дома пошла. Пять кругов на этот раз сделала. В конце июня дело было, не холодно. Распределились родители с братом. Один следит, чтоб в люк не свалилась, другой – чтобы с лестницы у дома не навернулась. Мать на веранде сторожит.

– Близкий кто-то, – подошла потом к мужу. – Долго ходит. Ты сахар свой давно проверял?

– Ага. Трёхлитровую банку отнёс, – без шутки в голосе, зевнул. – Надо же, какого-то ведьмёнка народили!

– Телефон зарядил? Не выключай на работе завтра.

Но назавтра ничего не случилось. Случилось на второй день. Отчим позвал картошку окучивать. Стоял Серёга на остановке, покуривал и автобуса ждал. Жарень парила на чём свет. И клял он всё подряд. Автобусы, мол, чинит, а тут битый час – ни одного. Плюнул в сердцах, матери отзвонился, мол, в гробу я эту вашу дачу видел, и домой. Ну та сама и поехала. Нашла Лёху с тяпкой среди ботвы. Не дышал уже. И хоть медсестрой всю жизнь, и массаж сердца – на наколки под рубахой – не впервой. А там ведь было – тромб оторвался. Секундное дело.

Пришла баба Наташа в себя, глаза проплакала, тут Серёга к ней. Отец же перед телевизором… Малый совсем – тогда не думал. Родителей его вообще не помнит. Кто такие, мама, не знаешь ли? Шаманы, может, в роду, цыгане? Вон все какие: смуглые, да чернявые выходят! Не знает баба Наташа, не приняла её когда-то семья его, брак не одобрила. Потомки ссыльных откуда-то. Так и ушёл ни с чем. Живёт себе. Автобусы чинит, жена – контролёром на вагоноремонтном, Андрюха техникум заканчивает, в армию собирается, жениться не думает. Настя на стороне где-то жизнь устраивает, да всё не ладится. Лера в третий класс перешла. Иногда ночью лунатит. И если не долго, не далеко от кровати дошла, значит – кто-то из дальней родни. Если из дома не выходит, то кто-то поближе. Вот и Маринкин, сестры, мужик, гнал, только права получив, пешехода насмерть и сам за бордюр в стену. Вот и сестры Ленкиной муж купаться пошёл, да потонул. Нырнул, да и всплыл погодя на рукаве поотдаль.

А Лерка мультики любит, критикует смешариков. Они для детей, мол. А она взрослая! В четвёртый класс скоро, пора учебники готовить. Звонко ругается с Андрюхой, если тот опять в зале накурил. Просится за его компьютер, вконтакте полазить. Голос басовитый, уверенный, как отказать?

– Может, вырастет, и пройдёт? – ни с того ни сего, выпив на майские, за семейным столом – жене.

Ленке не нужно пояснять, о чём он. Долго Серёжка думает. Есть проблема, если решить не знает как, может и полчаса пройти, и месяц, и годы – спросит внезапно.

– А помнишь: совсем крохой была – двое суток проревела? Не знали, как остановить. Спит и ревёт. Ест и ревёт. Играет, а слёзы текут.

– Ну это ей года три или четыре было. В конце лета… что ли, – припомнил Серёга, закивал. Андрюху окрикнул. – Сигареты подай, усатик!

Парень, хоть с девушкой в онлайне, принёс, положил, и обратно за комп. Сам не знал почему, но отца уважал. Хоть тот его и подковыривает, и по матери чуть ли не каждый день. И спецшкола у него, операции, шестимесячный. А вот уважал – и всё. Покурил Серёжка. Ещё замахнул. Ложку крабового салата в рот отправил. Хорошо ему на кухне под горой в своём доме-то. Стена как фундамент заливалась, летом от неё прохладно… И как только это он, приторможенный, умеет, после большой паузы выдал:

– Беслан тогда был, Ленка.