Хозяйка Севера

И да, я слышала, что у нашедших свою истинную пару мужчин одичание возможно только в одном случае — если что-то плохое случится с его парой. Если женщина погибнет, то тогда и мужчина не жилец.

Но в то же время это не означает, что мужчина и женщина, оказавшиеся истинными, не могут, допустим существовать раздельно... Та же Дарья Андреевна рассказывала мне про одного из своих знакомых, чья жена полгода стажировалась где-то в Испании.

Нет, врач Германа, конечно, преподносила всё это как большое испытание для их отношений, мол, их друг к другу сильно тянуло, ведь они «истинные». Но и только.

Никакого одичания, никакого сумасшествия.

Получается, Герман сейчас мне соврал.

Я украдкой посмотрела на Левицкого.

Нет, не похоже... Герман мог что-то не договаривать, мог виртуозно играть словами. Но он обычно не лгал.

Неужели он правда был снова близок к одичанию — тогда, у поезда? А если бы он не удержался...

Сглотнув от страха, перевела взгляд с Левицкого на темную дорогу впереди.

Это был бы конец...

Впрочем, он тогда и без этого сильно меня напугал.

Я вынуждено призналась самой себе, что за месяц, проведенный рядом с Германом, я уже привыкла к нему... к его иногда чрезмерной заботе, когда он как будто не хотел признавать, что я вообще-то самостоятельная совершеннолетняя женщина, к тому же уже один раз побывавшая в браке и даже кое-как пережившая развод.

Я привыкла к его ласковым словам, которые делали мою жизнь чуть ярче; к его смешливому тону, с которым он иногда разговаривал со мной — это не казалось мне обидным, потому что за словами Германа я никогда не слышала настоящей злой насмешки...

Я мысленно прикусила язык, понимая, что всё это звучит абсурдно.

Во-первых, если бы между мной и Германом всё было бы безоблачно, я бы не бросилась при первой возможности на вокзал.

Во-вторых, когда Герман остановил поезд, он своим поступком всего лишь подтвердил, что мои страхи далеко не беспочвенны.

Его злой зверь пугал меня до коликов.

… Пугал так сильно, что уже через пару часов я сама прыгнула к нему в кровать?

Я даже вздрогнула от этой мысли.

Ерунда какая-то получается. Полная ерунда.

Если только...

В конце концов, я не выдержала и прямо спросила Германа об этом. Пусть моя теория казалась даже мне самой полным абсурдом, но всё равно, это было хоть какое-то логическое объяснение моему странному поведению.

— Это ведь ты, да? — спросила я, не поворачивая головы к Левицкому.

— Я? — переспросил Герман весело. — Наташ, ты это о чем?

Казалось, он наслаждался жизнью, ночной дорогой и огнями приближающегося Мурманска — и совсем не слышал того, о чем я только что размышляла.

— То есть, сейчас ты не можешь прочесть мои мысли? — удивилась я.

Поскольку Герман не отвечал, мне пришлось повернуться к нему. И я увидела только его воинственный профиль. Герман был полностью сосредоточен на дороге.

— Наташ, у тебя сейчас в голове столько мыслей, что мне кажется, даже ты сама вряд ли нормально можешь в них разобраться... — дипломатично, после долгой паузы, протянул он.

И ведь оказался совершенно прав. Я не могла разобраться сама. Я не могла разобраться одна... во всем этом. Поэтому я вынужденно кивнула. Вынужденно — так как мне очень не хотелось признаваться в том, что я сама не понимаю, что со мной происходит. Хотя...

А почему бы и нет? Он уже имел моё тело — так, как ему хотелось. Какая разница, если он ещё получит немного моего душевного «я»?

— Есть такое, — согласилась я. — Я не могу понять...

Я замолчала, не зная, как начать.

— Наташ? — Герман ненадолго отвлекся от дороги и вопросительно посмотрел на меня.

— Почему я все это сделала? — спросила я, изо всех сил стараясь подавить неловкость.

— Всё «это»? — переспросил Герман, но я заметила на его лице тщательно скрываемую улыбку. Благо, Герман не стал делать вид, будто он не понимает, что я имела в виду.

Снова повернувшись ко мне, он просто пожал плечами.

— Наташа, «это», как ты говоришь, самая естественная и правильная вещь в мире. Для моей расы то, что я нашел тебя — благословение. А то, что ты помогла вернуться из одичания — настоящее чудо. Мы — истинная пара, мы обменялись метками, и это значит, что мы связаны душой и телом. Нравится тебе сейчас это или нет, но мы связаны навсегда.

Я вздрогнула.

Герман, не обращая внимание на моё состояние, продолжил.

— Я не могу точно почувствовать, что именно напугало тебя — так сильно напугало, что ты резко изменила своё поведение... Но мы это всё преодолеем, поверить мне.

«Когда именно напугало?» — хотелось спросить мне, потому что я понятия не имела, какой именно эпизод Герман имеет в виду.

В это время его серые глаза поймали мой испуганный взгляд.

— Малышка, я знаю, что тебе нелегко сейчас, — протянул Левицкий, снова отвлекшись на пару мгновений от дороги. — Но ты привыкнешь.

«Привыкну... привыкну к чему?»

Я боялась этого спрашивать.