Я вздохнула, чувствуя, что нахожусь сейчас на очень тонком льду.
Пока в моей памяти проносились отрывки того, что и как я делала, я сама всё больше и больше погружалась в путину ужаса.
Мысли превратились во что-то хаотичное... Это всё было похоже на американскую комедию, когда недотепистые герои, напившись в Лас Вегасе, наутро обнаруживают, что они женаты... Именно так я себя сейчас чувствовала — я не помнила, чтобы я давала согласие на брак, я не помнила, чтобы Герман предупреждал меня об этом, когда просил укусить его...
… это было просто как часть нашей игры в постели — не меньше, но и не больше того.
ОБМАНУЛ.
По крайней мере, я чувствовала себя сейчас обманутой. И именно поэтому, посмотрев на Левицкого, я как можно спокойнее произнесла, что официально мы всё-таки не женаты.
«Да и вряд ли когда-то будем»,-- добавила я уже мысленно.
Герман выразительно посмотрел на меня.
Он не спешил с ответом, и это заставляло меня нервничать.
Но я решила стоять на своём: несмотря на то, что я слышала; несмотря на то, что я прекрасно знала про брачные метки оборотней, в момент, когда я наносила Герману свой укус.... я не понимала, что я делаю.
Я прикусила губу, понимая, что это не остановит Левицкого.
…
Ведь если так разобраться, то обычаи оборотней — это обычаи оборотней, и к законному (с точки зрения государства законному ) браку они не имеют никакого отношения.
С точки зрения закона, я свободная женщина... поправочка, разведенная свободная женщина.
— Да что ты? — приподнял бровь Герман, который всё это время не отрывал от меня взгляда. — Как удобно, да, Наташа?
— О чем это ты? — попыталась прикинуться я дурочкой.
Левицкий издевательски фыркнул.
— Кажется, именно ты много раз говорила про метку, — протянул Герман, продолжая жечь меня взглядом. — Сколько раз ты упоминала, что раз мы не заверили обряд, то не считаемся супругами?
Понимая, что Герман ждёт от меня ответа, я осторожно пожала плечами.
Я просто не знала, что ему на это ответить.
Он был, конечно, прав — по всему получалось, что он был прав... только, когда я говорила ему про то, что обряд между нами не закончен, я не думала, что я сама, по своей воле, укушу его в ответ.
… и как так получилось, что не прошло и суток, а я уже жалею о своем поступке?
— Я облегчу твои страдания, — хмыкнул Левицкий, оказавшись снова рядом со мной. Схватив меня за руку, Герман потянул меня в свою спальню прямо через развороченный дверной проход.
Казалось для Германа не было ничего страшного в том, что его зверь (или он сам) выбил дверь — он как будто вообще этого не замечал.
Я же, не по своей воле следовавшая за ним, смотрела на всё это с нескрываемым ужасом. Это как будто ещё раз доказывало, насколько мы с Левицким абсолютно разные — точнее, что мы из разных миров, которым лучше не пересекаться.
Как только я об этом подумала, Герман резко обернулся ко мне.
— Ты забыла, что тебя вырастила оборотница? — приподняв бровь, поинтересовался Левицкий. Впиваясь в меня глазами, он ,видимо, ожидал от меня какого-то ответа, но мне нечего было ему на это возразить.
Хотя...
— Бабушка Наташа никогда не рассказывала нам с мамой про оборотней, — произнесла я тихо. Тише, чем я сама этого хотела. Это была не просто фраза...
Герман, видимо, хотел напомнить мне, что я не совсем чужая в его мире, только вот бабушка Наташа, видимо, неспроста скрывала от нас с мамой свою двуликость... возможно, она сама больше, чем кто-либо другой понимала, насколько ужасны оборотни.
Впрочем, эта мысль приходила мне в голову раньше — и потому она не стала для меня откровением. Тем более сейчас, когда я наблюдала все «прелести» жизни в мире оборотней: развороченный дверной проем сам по себе мог служить прекрасной иллюстрацией к этому мнению.
Однако, обнаженный мощный мужчина, против моей воли приволокший меня в свою комнату, делал это мнение... бесспорным.
Если бы я только могла забыть то время, когда я целовала это натренированное тело... когда сама впивалась в его руки, прося, нет требуя, чтобы они не отпускали меня.
«Это было просто временное сумасшествие», — подумала я растерянно отводя взгляд от обнаженного торса Германа. — «Чем скорее я из этого всего выберусь, тем быстрее я всё это забуду».
— Ты уже одна из нас, Наташ, — улыбнулся тем временем Герман.
Он явно слышал всё, о чем я сейчас думаю, и потому демонстрировал себя во всей красе...
Проведя рукой по своим кубикам пресса, он поднял руку вверх, к своей груди, и дальше к мускулистой, даже не волчьей, а почти бычьей шеи.