Хозяйка Севера

И едва дышала при этом.

— Добро пожаловать домой, — произнес Герман, подняв голову и поцеловав меня в губы.

Домой.

Распластавшись на груди Левицкого ( и не только на груди), я счастливо зажмурилась... чувствуя себя в этот момент именно так, как сказал Герман: дома.

Это чувство как будто витало сейчас вокруг нас (по крайне мере, вокруг меня), и казалось мне абсолютно естественным и правильным.

Оно было везде... было неосязаемым, даже не высказанным; появилось оно не после произнесенных слов Германа, не после тех мыслей, которые я успела подумать — это чувство возникло откуда-то из глубины моей души... как будто я была путником, который очень долго шёл по пустыне и наконец-то приник к роднику.

Тяжелая мужская рука нежно коснулась моих волос.

— Наташка, если вдруг это не поэтическое сравнение... может, ты пить хочешь? — спросил Герман каким-то... немного странным голосом.

И только тогда я вспомнила, что он вообще-то может подслушивать мои мысли.

«О нет!»

— Наташ? — мягко переспросили снизу, явно пытаясь привлечь этим моё внимание. Но «разжмуриваться» я не спешила. Стыдно было.

—Наташка, — позвали меня, как иногда зовут любимую, но упирающуюся кошку.

— Любимую, но упирающуюся волчицу, — хмыкнул мне в ухо Герман. — И стыдиться тебе нечего: мне нравятся твои мысли.

— Мог бы сделать вид, что не услышал, — смущенно протянула я и ойкнула, когда чьи-то губы тронули мочку моего уха.

— Мог бы, — согласился Герман. — Но зачем? Ведь мне так приятно.

Я смущенно хмыкнула, за что получила новый поцелуй — уже в шею.

— Наташ, ты человек, не оборотень, и воспитывалась не с нашими, поэтому не знаешь...

— Чего? — спросила я и зачем-то рискнула «разжмуриться»: стоило мне открыть глаза, как я тут же наткнулась на внимательный серый взгляд.

— Мы, оборотни, Наташ, — вздохнул Герман. — Мы живем своей истинной парой. Я не смогу не то, что быть без тебя счастливым — я без тебя даже дышать не смогу.

Говоря это, Левицкий практически впивался взглядом в моё лицо.

— Понимаешь?

Я осторожно кивнула.

Герман внимательно смотря на меня, покачал головой.

— Пока только слушаешь, — с непонятной интонацией в голосе произнес он. — Но, надеюсь, что когда-нибудь поймешь.

Ухмыльнувшись, он взял мою руку, чтобы переплести наши пальцы вместе. Моя ладонь была самой обычной ладонью среднестатистической русской женщины. У китаек вроде там, у кореянок ручки маленькие, как игрушечные... а у меня и рука сама по себе нормального размера, да и пальцы выросли длинными...По крайней мере, я всегда так думала.

Но когда Герман сцепил наши пальцы в замок, меня поразило, насколько большой его рука выглядела рядом с моей. Эта была не просто ладонь — это была ладонища!

— Ой, помнится, про кое-что ты тоже переживала, что большое,— хмыкнул Герман, снова подслушав мои мысли.

И тут я уже не удержалась и свободной рукой ткнула его в плечо.

— Прекрати, а? — попросила я.

— Ай, ай, мне больно! — взвыл этот притворщик. А потом даже тихонько заорал. — Помогите, тут Альфу бьют!

Испугавшись, что нас услышат (кто знает, что его работники после этого сделают? Вдруг у них после таких криков принято врываться в комнаты), я тут же залепила свободной ладонью Герману рот... а он сразу же начал целовать мои пальцы, поднимаясь всё выше и выше.

Мне от этих его поползновений было и приятно ( чего уж тут себе врать), и щекотно.

Так как Левицкий продолжал удерживать одну мою руку — наши пальцы по прежнему были переплетены, сильно отстраниться я не могла... но я поднималась, и поднималась — пока окончательно не села на нем.

Герман же, вперив глаза в мою грудь, долго не отрывал от неё взгляда... и он уже даже потянулся вперед губами... но тут же, будто опомнившись, немного разочарованно протянул:

— Нет, наездничать пока тебе рано, — словно даже не мне, а самому себе произнес Герман... и только после этого нежно лизнул мою правую грудь.

А потом снова всё завертелось.

И ещё раз.

И несколько раз после этого... с перерывами на душ, сон и еду.

Честно говоря, мы даже не особенно не осознавали, что там за окном — расцвело, стемнело. День, ночь, зима, лето... — какая разница, что там, за этим окном, если здесь, внутри дома, на огромной кровати, были мы.

Я впервые поняла всю прелесть исполинских размеров — когда мы нагревали простыни на одной стороне кровати, простыни на другой стороне успевали остыть, и там мы делали короткие передышки после очередного раза.

И ладно бы Герман — всё таки у мужчин такая природа, но я была в шоке от себя самой. Если поначалу я ещё была робкой, скованной и смущенной, то спустя какое-то время я сама начала проявлять активность, да ещё как проявлять: с каждым разом мне всё больше хотелось Германа, а ему, как мне кажется, точно также меня.

Такого у меня никогда не было.

Ни в браке, ни даже в мечтах — я просто не представляла себе, каково это — выпасть из реальности после оргазма.

«Кажется, и настоящего оргазма до этого момента у меня не было», — подумала я, проваливаясь в сон... и слыша краем уха тихий довольный смешок Германа.

Естественно, он опять подслушал.