Придется мне с ним как-то бороться насчет этого... ведь такое неудобство. Ладно, он про оргазм услышал — а если точно также послушает мои идеи насчет подарка? Вот захочу я ему на день рождение подарить что-нибудь замечательное — или сюрприз какой-нибудь сделать. Так ведь фиг получится...
— Получится, — прошелестел мягкий голос Германа, когда я уже достигла границы сна. — Роди мне детей...
«Детей... дети это хорошо», — подумала я, продираясь через границу сновидения к зеленой летней лужайке. — «А мальчика обязательно назовём Алешей».
Я почувствовала легкое землетрясение в том раю, по лужайке которого я сейчас бежала. Как будто вся земля подо мной резко вздрогнула.
— Почему Алеша? — услышала я чуть напряженный голос Германа.
Я пожала плечами.
— Я сон однажды такой видела.
— Сон про... Алексея? — протянул Герман. Вот честно, он сильно отвлекал меня он моего замечательного сна. — Что он тебе сказал?
— Кто? — спросила я, заметив неподалеку от того места, где я стояла, несколько березок, а рядом с ними — цветущий куст медуницы. Это сразу мне напомнило детство и мою бабушку.
— Что тебе сказал Алексей? — снова вклинился в моё сновидение голос Германа.
— Ничего, — сказала я, припоминая тот сон. — Он орал.
— От боли?
— От того, что есть хотел.
— Его морили голодом?
—Слушай, какими, ты считаешь, мы будем родителями? — поморщилась я. — Во сне я спала, а ты не хотел меня будить, поэтому сам занимался ребенком... но Лешка хотел не развлечений, а молока, поэтому он тебя не оценил и громко орал.
Кажется, моё объяснение устроило пытливого Германа. По крайней мере, он больше не пытался мне отвлечь от лесной опушки, на которую я попала.
Только вот через пару минут земля как будто тяжело вздохнула — так, что опушечка, на которой я находилась, как будто даже немного просела.
— А сейчас что не так? — чуть раздраженно спросила я сквозь сон.
— У тебя месячные только недавно закончились, — пожаловался кое-то на мой цикл. — Сейчас ты вряд ли забеременеешь.
Лично у меня в этот момент возникло двоякое чувство. С одной стороны, я тоже хотела ребенка, очень хотела. Прямо сейчас.
С другой стороны, выходить замуж в положении — ну такое... дети ведь быстро учатся считать. И как потом ребенку объяснять, что это было не по залёту?
Земля подо мной снова начала немного трястись — но в этот раз иначе, чем в предыдущие разы. Создавалась такое ощущение, что земля очень себя сдерживала, чтобы не рассмеяться в голос. Вот и тряслась немножко.
— Тебе не надо об этом беспокоиться, Наташ, — услышала я голос Германа — и даже хорошо сдерживаемый смех в его голосе. Они там что, на пару с землей, что ли надо мной угорали?
Я хотела спросить Германа, почему это мне надо об этом беспокоиться, но не стала.
И правильно. Он сам мне всё ответил.
— Потому что ты уже замужем.
И вот только тогда я только поняла, что это я не с Германом во сне разговариваю.
Земля подо мной снова затряслась, но на этот раз я решила полностью проигнорировать то, что не попадало по смыслу в моё сновидение. Я вот здесь медуницу нюхаю, чистым лесным воздухом дышу, и — опа — только что нашла лисички под ёлочкой. Можно собрать и пожарить с картошкой — красота!
Глава 3
Глава 3
Когда я открыла глаза в очередной раз, за окном было ещё темно, и неясно было, что это: поздний вечер, ночь, раннее утро? И только огромная полная Луна била прямо в окно вместо солнца...
Я села на кровати, пытаясь вспомнить, что... как... как долго.
— Ну ты дала, Наташка, — вслух хмыкнула я, заметив, что в комнате больше меня никого нет. — Дала и в прямом, и в переносном смысле.
За мной раньше такого не водилось.
Нет, когда я была замужем за Аркадием, от постели я не уклонялась... более того, как нормальная, здоровая женщина, я тоже это дело любила... но всё всегда в пределах нормы.
В том смысле, что после тяжелого дня или сложной недели мы с Аркашей чаще оставались на диване с пиццей смотреть какое-нибудь тупое кино, а не неслись срочно в кровать заниматься аэробикой...
«Может, поэтому и развелись?» — ядовито хмыкнул внутренний голос.
Но мне казалось, что в этом плане Аркадия всегда всё устраивало, и потом... я всегда стелилась перед ним как только могла. Если бы он хотя бы движение в этом плане сделал в мою сторону... но движения-то никакого не было.
«Да, если вспоминать то, что ты здесь вытворяла с Германом, то в браке с Аркадием, действительно, никакого движения не было», — хмыкнул мой внутренний голос, подчеркнув интонацией последнюю часть фразы.
Я зевнула и потерла лицо руками.
Сущая правда. До этого момента я и не знала, что можно так заниматься сексом... или мы всё-таки занимались любовью?
Хм, сложный вопрос.
Я всегда думала, что секс — это что-то отстранённое, сугубо плотское, а любовь — это телесное выражение душевных чувств... Но я ведь не люблю Германа — тогда какое же это занятие любовью?
Уравнение с двумя неизвестными.