— Никаких страшных ритуалов, — пообещал он мне, ставя меня на пол в большой комнате...где-то на первом этаже. — Только приятные.
Он при этом ещё и поиграл бровями, намекая на...
… на то, о чем я вообще не хотела думать.
Или хотела?
«Или сама думала, но боялась себе в этом признаваться?»
На секунду закрыв глаза, я глубоко вздохнула.
Я не понимала, что здесь творится. Не понимала, что творится со мной. Герман же не мог сделать что-то такое странное? Не мог заставить меня смотреть на мир по другому?
«Наташ, если бы он был в состоянии это сделать, он не стал бы тратить на тебя целый месяц впустую», — разумно предположил мой внутренний голос. — «Он бы сразу тебя так...зазомбировал».
Пожалуй, что так оно и есть.
— Наташ, — позвал меня Левицкий. Пока я разбиралась в себе, к нам в комнату вошло несколько человек, и только один из них был мужчиной. Пожилым мужчиной. Герман подошёл, чтобы поздороваться и обняться с присутствующими, а после протянул ко мне руку, ожидая, что и я присоединюсь к нему.
Я снова сама сделала два шага в его сторону, снова сама вложила свою ладонь в его ладонь, и снова сама встала рядом...наблюдая за тем, как расцветают широкие улыбки на лицах собравшихся.
— Наташ, давай представлю тебе наших домашних: это тетя Люда, она у них главный повар, — представил мне пожилую, статную женщину Герман.
Тетя Люда выглядела как ожившая картинка из советских фильмов: на голове что-то вроде большого пучка ( кажется, раньше это называлось халой), в ушах — крупные золотые серьги. Цепочка на шее и перстни на руках явно составляли комплект сережкам и выглядели типично советскими. У моей бабушки тоже похожие были, но правда попроще: самые дорогие наборы она продала, когда одна поднимала мою маму.
Платье на женщине было прямое, даже без пояска, что делало статную, но не полную фигуру тети Люды какой-то более... монументальной что-ли.
И казалось бы, что этот оутфит должен был закончиться тапочками или какими-то, на худой конец, туфлями на танкетке. Но нет, на ногах тети Люды красовались явно хорошего качества кожаные лодочки с вполне приличным каблуком.
Вот тебе и хала!
Пока я рассматривала тетю Люду, она также рассматривала меня — и непонятно почему, но она осталась довольна своим осмотром.
— Добро пожаловать в семью, дочка, — произнесла тетя Люда тоном... тоном моей бабушки. Ну, по крайней мере, вышло очень похоже. И она подошла, чтобы обнять меня.
Чувствуя, что у меня наворачиваются слезы, я подняла изумленный взгляд на Германа. Вот сейчас наша ментальная связь мне как раз очень пригодилась.
«Она что, знает мою бабушку? Они родственники, да? Может быть, они знакомы?»
В голове пронеслось тысяча и одна мысль о том, что Василиса Игнатьевна знала мою бабулю — ведь если та старушка знала бабушку Наташу, то может быть и эта тоже...
Пока тетя Люда крепко меня обнимала, я мысленно задавала этот вопрос Герману.
Но лишь когда та выпустила меня из объятий в объятия Левицкого, тот соизволил ответить:
— Нет, Наташ, просто тетя Люда любит меня также сильно, как твоя бабушка любила тебя.
Не выпуская моей руки из своего захвата, он быстро обнял пожилую женщину.
— Люблю как родного сыночка, — кивнула растроганная женщина. — Я за Альфой, почитай, с младенчества приглядывала. Нам самим детишек Бог не дал, зато вот Герман...
Я почувствовала, что меня саму тянет на слезы. Это, наверное, очень страшно — всю жизнь хотеть детей... и не получить их.
— Наташка, — Герман, прижав меня к себе, без проса поцеловал в макушку. — Ты мне обязательно родишь сына... и дочку.
Его серые, сейчас какие-то по особенному теплые, глаза встретились с моими почти заплаканными — и уж точно растерянными.
— Я тебе обещаю это, — улыбаясь, протянул он... но тем не менее, его слова сейчас прозвучали торжественной клятвой. И.. странное дело, я опять не возражала.
Я хотела детей. Всегда хотела.
Мальчиков, девочек — не важно, главное, чтобы была семья. Счастливая семья — о которой всегда мечтала моя бабушка. Счастливая семья, которую удалось создать, но не удалось достроить моим родителям. Уже будучи сама взрослой, я стала понимать и принимать тот жизненный круг, в котором мы все существовали: родители дают жизнь своему продолжению и уходят, освобождая место на земле для своих потомков. Но уходить они должны только в самом конце своего жизненного пути — в старости, когда тело становится тяжелым и немощным, а не молодыми, когда дети в них ещё нуждаются.
Именно поэтому я не отваживалась родить ребенка в одиночку. Это моей маме ещё повезло — у неё была наша бабушка Наташа, которая взяла меня к себе и воспитала из меня человека... но у меня такой бабушки, к сожалению, не было.
— Не думай об этом, — посоветовал Герман тихонько на ухо. Затем, подняв голову, начал представлять мне других людей. Вторым, с кем меня познакомил Левицкий, стал тот самый пожилой мужчина, который был единственным в компании женщин — муж его тети Люды.
— Это Сергей Павлович, Наташ, — кивнул мужчине Герман. — Он у нас тут домохозяин...