Хозяйка Севера

В этом, кстати, тоже существовала какая-то новизна. Обычно, я довольно стеснительный человек. И довольно брезгливый. Скажем так, когда у нас Аркадием всё разладилось, и я стала подозревать, что он, возможно, с кем-то встречается вне дома, я стала даже им брезговать... А тут — вошла в чужую ванну как к себе домой.

И даже халатом, который висел на вешалке, после того, как приняла душ, не побрезговала. Возможно, ещё и потому, что халат пах Германом. Глупо брезговать вещью мужчины, который был во мне так глубоко.

«Наташка, ты авантюристка».

Поскольку расчески в ванной нигде не было (возможно, она лежала где-то в шкафчике, но ни шкафчик, ни ящики я не открывала — здесь уже проходила граница моей разнузданности), я расчесала волосы пальцами и кое как высушила их феном, который лежал на одной из полок.

Всё это время я осторожно прислушивалась к тому, что происходило в спальне — точнее, пыталась услышать, происходило ли там что-нибудь: вернулся ли туда обратно Герман или, может быть, одна из женщин, которые приносили нам еду ранее, стучится сейчас в нашу дверь, чтобы предложить подкрепиться.

Хоть что-нибудь.

Но ничего не происходило.

Мысли о еде всё больше занимали меня... мой живот казался необычайно плоским, и у меня уже давно сосало под ложечкой — даже вода, которую я выпила из под крана, никак не помогла унять это чувство. Дико хотелось есть...

Поэтому, когда я вернулась из ванной в спальню, это было первое, о чем я подумала — о еде.

Прежде чем решать что-то глобально, мне следовало спуститься вниз, на первый этаж, отыскать там кухню и что-нибудь перекусить.

Я покосилась на свой странный наряд: огромный халат Германа, в котором я сейчас утопала, свои босые голые ноги — и подумала, что в таком виде выходить в коридор неприлично.

Только вот моя одежда...

Чтобы найти свою одежду, мне пришлось обойти исполинских размеров кровать со всех сторон. Но одежды я всё равно не нашла, напрасно только время потратила: то, что ещё недавно было моим вещами, сейчас превратилось в лохмотья. Лишь обувь одна и уцелела.

Но зимние ботинки плохо сочетаются с банным халатом.

А есть, тем не менее, хотелось всё больше.

Я на секунду замерла, вспоминая, что последний раз мы ели прямо в постели... я хорошо запомнила, как Герман слизывал с меня шоколад, а мне почему-то нравилось кусать клубнику из его рта.

«Ох».

Вот это, в отличие от естественной наготы, вспоминать было стыдно... Ведь вроде не пила — так чего меня на такие экспромты потянуло?

«Но Герману это нравилось».

Ещё бы не нравилось...краснеть-то мне.

Я вздохнула, чувствуя себя при этом отвратительно — «Ага, это уже не отстраненная нагота, это твои собственные развязные действия» — и на секунду закрыла глаза, чтобы не видеть больше этой большой кровати, виновницы моего грехопадения.

Только вот те мысли, которые возникли в моей голове, никуда не делись.

Вообще, в моей голове творилась какая-то чехарда: то я сильно борзая и вообще ничего не стесняюсь — то я, наоборот, уже всего стесняюсь; то я непротив проведенной ночи с Германом — то я считаю, что рано ещё думать о нем, как о своем муже. При этом я ни разу не легкомысленная девица, чтобы выделывать пируэты с каким-то левым мужиком.

«Это всё потому, что ты голодная».

Точно. Мозг не дополучает достаточно питательных веществ, которые ему нужны для нормального функционирования, и поэтому выдает такую ересь.

Поздравив себя хоть с одной рационально рожденной мыслью, я решила наплевать на приличия и выйти в коридор, как есть — в халате Германа и босиком.

Главное, чтобы стратегические места были надежно прикрыты. А то, может, кто-то в доме не разделяет мой новой философии про естественность наготы.

«Это в доме оборотней?» — мысленно посмеялась я над самой собой. — «Ха-ха. Наташа — юмористка».

Сглотнув — и отправив эту мысль, которая только что пришла мне в голову, куда подальше, я осторожно потянула на себя дверь... и только когда потянула, поняла, почему я сделала это осторожно — я побоялась, что дверь окажется закрытой.

И вся моя идеалистическая картина мира распадется на кусочки.

К счастью, этого не случилось — в том смысле, что дверь открылась легко и просто, даже безо всякого скрипа и прочего шума.

Отворив достаточно для себя дверь, я выглянула наружу — и убедилась, что в коридоре ни души.

После чего я вышла в коридор.

В самом коридоре было довольно прохладно, мне даже пришлось подняться на мысочки, чтобы не было так холодно — и уже на мысочках я дошла до лестницы и начала спускаться вниз.

Когда я ещё находилась на середине лестницы, я услышала чей-то тихий разговор... два женских голоса.

— Как побегала? — спросил один голос у второго. То есть, у второй — разговаривали-то женщины.

— Отлично, спасибо Маргарит! Это было непередаваемо... Ромка ещё там остался, возле Альфы. Я его таким счастливым и таким сильным целый год не видела.

Женщины понимающе хмыкнули.