Хозяйка Севера

Грудь, живот, спина, ноги... каждый сантиметр моего тела оказался зацелован, каждый клеточка моего тела пела... и требовала всё больше и больше ласки.

Лишь в один момент я испугалась и даже постаралась отстраниться от Германа, когда случайно увидела его возбужденный член.

Я не была наивной девочкой, и понимала, что все эти изумительные ласки — это прелюдия к главному действию, всего лишь увертюра, чтобы разжечь в наших телах желание и подготовить их к основному блюду...

Только вот размер Германа...

— Наташ? — спросил Герман, глядя на меня своими сияющими серыми глазами, которые сейчас были темными... словно расплавленный в жару асфальт.

Я сглотнула, указав на наиболее изменившуюся часть его тела.

— Не уверена, что это в меня влезет, — честно призналась я. — Совсем не уверена...

Я почему-то думала, что Герман в этот момент проникнется к моему страху. Что начнет успокаивать, обещать, что всё будет хорошо, а лично он будет очень нежен и осторожен... но вместо этого Левицкий просто заржал. Не хмыкнул, даже не улыбнулся снисходительно — а заржал так, словно я сказала какую-то ересь.

— Ну что? — обиженно протянула я, пока Герман подтаскивал к себе мои ноги. — Что в этом смешного?

— Что у тебя по биологии в школе было, Наташ? — спросил Герман. — Кажется, четвёрка?

— Четверка, — кивнула я удивленно. — А ты откуда знаешь?

— Это ты мне скажи, откуда ты не знаешь, что все люди сочетаемы.

— А вот и не все, — замотала я головой. — Иногда большой размер делает секс не комфортным.

Нависшее надо мной лицо Левицкого выражало полный скептицизм.

— Это идея трахнуться с идиотом делает секс не комфортным, — фыркнул он. — С идиотами можно только дружить … и то на расстоянии.

С этими словами он расположился между моих ног — продолжая нависать надо мной.

Я видела, как бугрятся его мышцы, чувствовала, как тяжело ему дается удерживать свой вес на весу...

— Не в весе дело, — хмыкнул Герман, видимо, прочитав в этот момент мои мысли. Он улыбнулся и, потянувшись ко мне губами, начал меня очень нежно, очень осторожно целовать... и одновременно с этим входить внутрь моего тела.

Большой, мощный, горячий...

Я плавилась от ласки его языка, я ждала, когда он углубит поцелуй... но ещё больше мне хотелось его самого.

Больше и быстрее.

Меня раздирало нетерпение, в то время как Герман, как будто нарочно медлил...

Растерянно посмотрев на него, я поймала его прищуренный, внимательный взгляд — и поняла, что он имел в виду, когда говорил, что не в весе дело.

Конечно, не в весе... в скорости.

Герман был осторожен. На мой вкус, даже более осторожен, чем того от него требовалось, но лишь когда я раздраженно фыркнула — лишь в этот момент он с шумом втянул в себя воздух … и одновременно с этим своим вздохом вошёл в меня до конца.

До самого упора.

Я замерла, чувствуя себя такой наполненной, какой не была никогда в жизни.

А внутри меня — значительно ниже, чем обычно, билось и пульсировало второе сердце.

— Наташ, — позвал меня по имени Герман, пока я пыталась понять, что я чувствую. — Наташ.

Он же мог читать мои мысли — поэтому ему не надо было спрашивать, как я себя сейчас чувствую; он точно знал, что я сейчас ощущаю...

— Дурочка, — рассмеялся Герман мягким голосом. И также мягко приказал. — Дай мне сюда свои губы.

Только после этого я подняла на него взгляд. Наши глаза встретились: мои, наверняка испуганные и смущенные; его радостные — золотисто-серые.

— Всё будет хорошо, — пообещал мне Герман и прильнул губами к моему рту, чтобы через них внутрь меня продолжить дорогу своему языку. Потом две части его тела, оказавшись внутри меня, как будто специально синхронизировав свои действия, принялись нежно меня пытать.

Хотя нежно — неправильное слово.

Нежность пришла после, когда мы усталые рухнули на кровать. А в тот момент это была страсть — животная, всепоглощающая страсть: я не помнила своего имени, я не помнила, как я здесь оказалась, всё, что мне было важно — это Герман, который присутствовал во мне и его яростные движения.

Пустота-наполненность.

Сердце бьется-сердце отдыхает.

Резкий выпад-остановка.

Вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад.

Так, пока я не закричала от чего-то огромного и жаркого. От чего-то, чего ещё никогда в моей жизни не было. Я как будто стояла перед огромным оранжевым диском раскаленного вечернего солнца — и медленно падая на него, чувствовала в последние минуты своей жизни самое большое наслаждение, которое у меня когда-либо было в этой жизни.

Самое сильное, самое яростное, самое желанное...

Когда я уже почти достигла диска солнца, я услышала где-то совсем близко — а может, и очень далеко — одинокий резкий вскрик Германа, после чего меня, летящую к солнцу, резко дернули и перевернули... после чего всё мгновенно прекратилась, оттого, что я упала на горячий, распаленный солнечный диск.

На самом деле это Герман, достигнув оргазма, каким-то хитрым способом поменял нас местами: теперь он лежал, раскинувшись на кровати, а я лежала, раскинувшись на нём.