Хороший сын

За исключением нашей последней поездки, у меня остались только приятные воспоминания о тех временах, когда мы ездили куда-то втроем. За те десятки лет, что прошли с тех пор, во время прогулок по Амстердаму я не раз останавливался и думал: ого, а ведь здесь мы с Йоханом и Ленноксом перетаскивали весь архив с чердака. Мы выезжали обычно с утра, колесили, как мне кажется, по всему городу, хотя вряд ли мы за день совершали более одной экспедиции. Микроавтобус был старый и дряхлый, к тому же муниципальный, так что можно было не бояться лишней вмятины; весь город был тогда утыкан столбиками, которые еще назывались «амстердамчики», въехать в такой было обычным делом. Йохан возил с собой засаленный фолиант размером с телефонный справочник, в который были внесены адреса всех архивов, ввиду нехватки места в главном здании на Амстелдейк разбросанных по всему городу, и перечислены все папки с документами, когда-либо обещанными архиву, по причине той же нехватки места так туда и не попавшими. Мы ездили в учреждения, департаменты и фирмы и чувствовали себя важными шишками, когда через раздвижные двери или вертушку заходили в здание и сообщали о своем появлении девушкам на ресепшене, которые, как правило, не имели ни малейшего представления о цели нашего визита и покорно или нервно пытались дозвониться кому-нибудь, кто такое представление мог бы иметь. Обычно это удавалось далеко не сразу, даже если Йохан заранее с этим кем-нибудь созванивался и мог назвать его имя. Сейчас, задним числом, я подозреваю, что ни с кем Йохан не созванивался и эти имена придумывал сам (уж больно часто девушка на ресепшене просила повторить имя: по-моему, здесь таких не работает) из любви к той суматохе, которая поднималась, после того как он совершенно неожиданно к ним вваливался и, размахивая своим фолиантом, называл, какой именно архив должен находиться где-то здесь, в этом здании, при этом он нередко начинал громким голосом зачитывать количество коробок и даже их инвентарные номера, благо информации в его талмуде было предостаточно. Когда девушка наконец находила человека, который мог быть более-менее в курсе, то он или она, в свою очередь, приводили человека, который мог знать об этом еще больше, и начинались бестолковые попытки обнаружить местоположение ключей, которыми многие годы назад были заперты двери, скрывавшие за собой неизвестно что. Частенько мы оказывались в самом сердце целого консилиума сотрудников, горячо обсуждавших происходящее, в то время как девушки звонили тем, кто уже вышел на пенсию, чтобы добиться информации от них; только сначала нужно было найти номера этих бывших коллег, а потом, дозвонившись, с определенной регулярностью просить прощения у вдовы или вдовца, так как тот или та, на кого возлагалось столько надежд, уже успели умереть – причем иногда буквально на днях, так что извинения свои девушки особенно сбивчиво бормотали в трубку, а вокруг нас повисала напряженная тишина, подобная импровизированной минуте молчания, в которой участвовали и мы с Йоханом и Ленноксом, несмотря на то что с покойным нас связывало даже меньше, чем остальных присутствующих.

С пустыми руками мы не возвращались практически никогда, Йохан не сдавался, пока нужные коробки или папки не были найдены. Бывало, что нам доставались стопки разрозненных бумаг. На такой случай, называемый Йоханом «системы без крепления листов», у нас с собой всегда были коробки и мешки. Коллекции, являвшиеся целью нашего визита, обычно находились в темных чердачных помещениях, под столетними балками, или в неосвещенных кладовках, служащих одновременно для хранения чистящих средств и туалетной бумаги. Регулярно случалось, что, пока мы занимались разбором таких шкафов или чердаков, вокруг нас собирались несколько сотрудников, они наблюдали за нашей работой с молчаливым и почтительным восхищением, мне не вполне понятным. Если это была достаточно крупная организация, с собственной столовой, то нам постоянно предлагали обед или хотя бы кусочек торта, и, пока мы ели, те же зрители подсаживались к нам, и задавали вопросы, и внимательно нас слушали, как будто мы авантюристы и наша работа связана с приключениями, и сами они выполнять ее не могут по практическим соображениям или из-за собственной трусости и поэтому ее избегают.