Хороший сын

Архивы, ожидающие, пока их заберут, находились по всему городу, не только в муниципальных организациях, на предприятиях или заводах, но и в обществах академической гребли или ассоциациях любителей игры в белот[7]. Ездили мы и к частным лицам – мы были вхожи повсюду. Как только открывалась дверь и нашим взорам представала лестница, Йохан кричал вверх: архивная служба! – как будто мы из какой-то компании по вывозу, наподобие тряпичников и старьевщиков. Наверху лестницы нас часто поджидал одинокий старичок (или старушка) с трясущимися руками, который начинал тягучий рассказ об истории этого архива. Такие разглагольствования Йохан прерывал широкими театральными жестами. Я всё знаю! – кричал он в таких случаях. Я уже всё знаю! В результате чего на него начинали смотреть с почтительным страхом, как будто этот слегка одичалый архивариус, пришедший за бумагами со своими двумя оруженосцами, обладает паранормальными способностями. От кофе и торта мы отказывались, в частных домах мы приступали к работе как можно быстрее. Взлетали вверх по лестнице, освобождали трясущегося старичка или старушку от архива карточного клуба или аквариумного товарищества, с топотом сбегали по лестнице вниз, закидывали все в микроавтобус и уезжали – в этом было что-то от ограбления. Мы с Ленноксом подумывали: а не приобрести ли нам на случай таких стремительных акций по балаклаве? – но боялись предложить это Йохану, чтобы он не решил, что мы зарвались, и не выбрал себе других попутчиков. Если по дороге назад, на Амстелдейк, нам случалось услышать полицейскую сирену, я всегда представлял, что вся эта шумиха из-за нас и сейчас нужно как можно быстрее уйти от преследования. Мы называли себя Командой «А», как в известном сериале того времени, где сюжет был построен вокруг шайки авантюристов, разъезжающих на микроавтобусе, и в дороге мы часто мычали мелодию из заставки. Леннокс все хотел, чтобы мы сочинили к этой музыке текст, но дальше, чем «Хренотень / Возим мы каждый день…», дело так и не зашло, да и то столько слогов впихивалось туда с трудом.

Глава 2

В те дни я хорошо изучил Амстердам. Я стал понимать, не только как город разросся годовыми кольцами вокруг старой сердцевины, лучше даже сказать, вековыми кольцами, но и как люди ведут себя на улице. Пешеходы, велосипедисты и водители играли в вечную игру, состоящую в том, чтобы толпиться, и не останавливаться, и переходить дорогу, и тормозить, и срываться с места, по серому асфальту или коричневым булыжникам, мимо парадных особняков, вдоль каналов или офисных зданий, под кричащей, яркой рекламой или в темных узких улочках, словно прорытых между рядами мрачных домов. Погода часто была непредсказуемая, с ливнями, и голубым небом, и яростными тучами, и мокрыми улицами, и злобно вспыхивающими стоп-сигналами машин. На каждом крутом повороте и при резком торможении коробки с архивными документами съезжали вперед или в сторону. Мы сидели втроем на переднем сиденье: Йохан за рулем, я, как самый малогабаритный, посередине; все было так, как и должно быть.

В разных частях города располагались большие запасники, куда много лет складировались различные архивы, и их тоже нужно было перевезти в новое здание на Амстелдейк. Самый большой запасник находился на бывшем хлебозаводе на углу Весперстрат и канала Ниуве-Принсенграхт; это было неприступное, гордо возвышающееся кирпичное сооружение девятнадцатого века с проржавевшими железными скобами, узкими окошками и хаотично понатыканными разномастными круглыми трубами. Небольшие арки вели в лабиринт помещений с низкими потолками, заполненных стеллажами и освещенных мерцающими лампами дневного света или гаражными лампами-переносками, соединенными при помощи километровых удлинителей с ближайшей розеткой. Крутые лестницы с сумрачными лестничными площадками соединяли этажи и междуэтажья, составленные друг на друга и задвинутые друг в друга так, что возникало подозрение, что одному лишь архитектору проекта в свое время еще удавалось понять, как устроено это здание, да и то если разложить перед ним чертежи и ни в коем случае не отвлекать, соблюдая полнейшую тишину.