Хороший сын

Хлеб кончился, дождь пошел сильнее. Я слышу в голове какое-то пение, тихо и далеко: дети, дети, у вашей мамы писька. Да, думаю я, между ног, я знаю, и тут я слышу этот возглас на самом деле. Песня начинается заново и нарастает, как будто приближается. Она на самом деле приближается, она не у меня в голове, я оборачиваюсь, сзади к нам идет группа людей. Я вижу их еле-еле, это десять, двадцать мужчин и женщин, скрючившихся под дождем, завернутых в накидки, лежащие поверх их деформированных сгорбленных спин. Они поют о письке моей матери, голоса звучат устало, словно им уже наскучило нести эту весть и они предпочли бы идти молча. Некоторые, проходя мимо нас, заглядывают в окна, дорога узкая, так что идут они совсем близко, я вижу их пустые глаза, и вот уже они исчезли, поглощенные тьмой, как будто их никогда и не было, такая же процессия, какую я больше пятидесяти лет назад видел в Рейссене, дети, которые все это время странствовали по свету со своей песней и успели состариться и смертельно устать.

Паломники, господин. Мы сейчас на их маршруте.

Можешь их догнать?

Мы сразу же выезжаем, в свете фар падает косой дождь, и скоро перед нами из темноты выступают сгорбленные силуэты. Кто-то поправляет на себе накидку, под ней топорщится не безобразный горб, а рюкзак. Когда мы их обгоняем, они прижимаются к скале. Я спрашиваю, можем ли мы остановиться; окно опускается – шум дождя становится сильнее; я интересуюсь, откуда они.

Соотечественник! – кричит крепкого вида мужчина с буйной бородой и узловатым посохом, этакий истязаемый дождем Моисей со своим немногочисленным народом. Теперь, когда он подошел ближе, из-за подсветки фарами его лицо озаряется рембрандтовским светом. Вы на моторизованном средстве передвижения, это жульничество, нужно пройти путь пешком, иначе не считается.

Вы пели песню.

Вы слышали? – спрашивает мужчина. Она вас зацепила? Песня о матери-земле. У нашей матери, говорит он медленно, будто диктует, у нашей матери, у нашей матери писька. В земле. И повторяет с нажимом: в земле!

Писька? – переспрашивает одна женщина. А я все время пою «печка». У нашей матери печка. На земле, на земле.

Да, присоединяется к ней еще один мужчина, я вообще-то тоже так пою. Я думал, что печка – это очаги в монастырях, которые попадаются нам на пути.

Что за бред, кричит мужчина с посохом, никакая не печка, а писька!

Вся компания сбивается в кучу, чтобы защититься от дождя и, наверное, лучше слышать друг друга.

Дело-то серьезное, говорит женщина, которая пела «печка». И что, нам надо ее оплодотворить или как там? Разве мы не натворили еще делов, не лучше ли оставить ее наконец в покое?

Да! – кричит кто-то из задних рядов. Ее уже много лет лихорадит, а мы бациллы, которые…

Вирусы, поправляет кто-то еще.

Мне эта песня кажется еще и агрессивной, если честно, говорит третий. Сделаем так: кто хочет петь «печка», пусть поет «печка», а кому во что бы то ни стало…

Лидер поднимает посох. Вот уже сотни тысяч лет она растит то, что мы сеем. Мы порождены землей и живы ею. Она благословляет сама себя дождем.

Вы не из Рейссена? – спрашиваю я.

Что?

Не из Рейссена? Не оттуда?

Нет, отвечает мужчина. Другие тоже качают головами, все еще удивленные, изумленные, сомневающиеся.

Мы все родом с земли, отвечает лидер. Нашей матери. У которой писька.

Или печка.

Одно другого не исключает.

Господин, нам нужно не забывать о графике.

Кто это сказал? – спрашивает один из паломников.

Автомобиль.

Вот блин.

Это автомобиль сказал?

Да.

Да ладно.

Еще раз напоминаю, господин, нам нужно не забывать о графике.

Хорошо, говорю я, поехали.

Мы оставляем группу у скалы, обернувшись, я их уже не вижу.

А теперь продолжим наше собственное паломничество, господин.

Так и сделаем, говорю я. Значит, мы оказались на паломническом маршруте. Странно, что мы только сейчас наткнулись на группу людей, после введения базового дохода порог для того, чтобы все оставить и отправиться в путь, значительно опустился, сейчас паломников много как никогда.

Вокруг нас стоит непроглядная тьма, дождь усиливается.

Будем надеяться, что им где-нибудь встретится печка, говорю я.

Вы же сейчас «печка» сказали, верно, господин?

Дорога ведет вниз, значит, за вершину мы перевалили.

Глава 13

Мы едем быстрее, просто безумно быстро, поворот за поворотом, я вижу сверкающее в свете фар полотно дороги, а затем скалы или кусты, которые, будто в страхе, просыпаются от проносящегося по ним света, а потом опять дорогу, а дождь хлещет по крыше – я привязан к сиденью ремнями и не могу сдвинуться никуда, кроме как вниз.

Мы не слишком быстро едем?!

Вам, наверное, кажется, господин, вы, наверное, опять вспомнили слухи о беспилотниках с суицидальными наклонностями, но для этого спуска такой темп идеален.