Хороший сын

Да. Но это всего лишь картинка. На самом деле она всегда торопилась, потому что хотела, чтобы все поскорее закончилось; все, кроме ее жизни, потому что за ней следует Страшный суд, с вероятностью попасть в ад. Но в этом и заключалась ирония ее слабоумия, именно поэтому она была так счастлива эти пятнадцать лет, наверное, это были самые счастливые годы ее жизни: она избавилась от этого страха. Она избавилась от своей религии. Не осталось ничего. Смерть, ад – все это превратилось в абстрактные концепты, которые ее никак не задевали; это были концепты, которых в ее голове больше не было. В свое время она убедила мужа, что после их периода безбожия им нужно вернуться к церкви, но в конце ее жизни с ней случился еще один безбожный период. Нянечки молились и благодарили Господа вслух до и после еды, произнося старинные молитвы, которые многие из проживающих бормотали за ними вслед. Где многим горек хлеб, там Ты кормишь нас, Господь. Мать с легкой улыбкой ждала, пока они закончат, даже не следуя примеру других жильцов, и сидела с открытыми глазами, словно сама идея молитвы и благодарения не оставила в ее мозгу ровно никакого следа. Если эти следы так легко разглаживаются, думал я в таких случаях, значит, не так-то глубоко они были проложены.

За едой проживающим помогали и другие волонтеры: энергичные женщины из церкви, а позже роботы-сиделки, но последние популярностью не пользовались. У них было больше терпения, чем у нянечек, волонтеров и меня, и более продвинутая мелкая моторика, но они, судя по всему, были слишком страшные или слишком непохожие на людей. Они годились только для того, чтобы их гладить или кидать в них шариками или мячиками – тем из проживающих, у которых была мало-мальская сила в руках. В итоге роботы только немного ездили туда-сюда во время еды, чтобы поднимать с пола оброненную еду или выскользнувшие из рук столовые приборы. Их они споласкивали и привозили обратно. В конце концов жильцы стали специально ронять приборы, им нравилось наблюдать за тем, как роботы скользят по полу туда-сюда к раковине и обратно с ножами, вилками и ложками, им это не наскучивало, как и роботам, в этом плане жильцы и роботы друг друга стоили. Задним числом кажется, что эти сцены только подтверждали идею, что роботы не предназначались для удовлетворения конкретных потребностей, что у них не было четко прописанной задачи, что их сюда откомандировали и они ждут дальнейших инструкций, а в промежутке пытаются придумать себе занятие, чтобы хоть как-то убить время.

Мы растем, мы становимся больше – нет, это деревья становятся меньше. Вокруг почти ничего не разглядеть, у нас есть только свет от фар да звезды, но все равно видно, что ландшафт вокруг становится более голым, деревья пригибаются, опускаются на корточки и превращаются в корявые кусты, а кусты уже распластываются по земле и превращаются в мох. Потом все становится камнем, большими и причудливыми скалами.

Мы сейчас наверху?

Почти, господин.

Мы останавливаемся у поворота. Дверца отщелкивается и съезжает в сторону, я выхожу и смотрю на звезды. Глядеть вверх не обязательно, я просто смотрю вокруг. Холодно и абсолютно ясно, я вижу все больше звезд, каждая из них – это далекий искрящийся бриллиант, кажется, будто взорвался гигантский бриллиантовый череп и что этот взрыв из-за экстремально низкой температуры застыл и прекратился. Размытая, усыпанная звездами полоса Млечного Пути неподвижно висит поперек, как холодный лоскут дыма, оставшийся от взрыва. Я никогда не чувствовал себя маленьким, глядя на звезды, и сейчас тоже нет. Я ощущаю себя меньше в пасмурные ночи. А когда тучи уходят, ты видишь вот что: ты не один, все остальное тоже существует, расширяясь до бесконечности. А самое главное – смотришь ты назад в прошлое: все эти лучи отправились в путь много световых лет назад и сейчас попадают тебе на сетчатку. Ты оборачиваешься назад, ты смотришь в прошлое, все это уже было, говорят звезды, ничего пока не может пойти неправильно, до сих пор все было хорошо. Это не то небо, под которым ты, один из оставшихся, когда-то будешь провожать своих трансгуманоидных преемников, это небо вчерашнее, и еще далеко-далеко в прошлое, твои преемники никогда досюда не доберутся, это останется между нами и тобой. Я смеюсь и впитываю это в себя, расставив руки и растопырив пальцы, появляется все больше звезд, мне приходится отвернуться, прежде чем свет всех звезд во Вселенной достигнет моей сетчатки и небо станет ослепительно белым.

Прежде чем вернуться в автомобиль, я писаю у скалы рядом с дорогой, сильной, искрящейся струей, шипя и пенясь, она исчезает у меня под ногами; мы сделаны из пыли звезд, даже моя моча сделана из пыли звезд, я сейчас один и могу использовать столько клише, сколько захочу.

Как только дверца за мной закрывается, я чувствую приятное тепло, сиденье превратилось в кровать, свет потушен, я заворачиваюсь в плед и засыпаю.

Глава 12