Хорнблауэр и «Атропа»

Дженкинс указывал на следующую запруду. Нисколько не волнуясь, Хорнблауэр взял курс на нее, провел судно в отверстие, почувствовал, как оно накренилось, как убыстрилось его движение, блаженно оскалился, летя вниз, достиг водоворота и уверенно провел баржу через него. Дальше, дальше в сгущающейся темноте. Мосты, еще плотина – к радости Хорнблауэра, последняя (Дженкинс не зря говорил, что проходить их надо засветло) – деревни, церкви. Совсем стемнело, он замерз и устал. Мария опять вышла на корму, и он поговорил с ней сочувственно, даже посетовал, что до Оксфорда так далеко. Дженкинс зажег фонари – один на хомуте передней лошади, другой на задней луке седла, в котором ехал сам. Хорнблауэр с кормы «Королевы Шарлотты» видел, как пляшут на бечевнике огоньки – они указывали ему повороты, и все же судно дважды задевало прибрежный камыш. Оба раза у Хорнблауэра екало сердце. Было совсем темно, когда баржа вдруг замедлилась, буксирные тросы провисли. По тихому окрику Дженкинса Хорнблауэр направил ее к освещенному фонарями причалу. Умелые руки подхватили концы и пришвартовали судно. Пассажиры хлынули на причал.

– Капитан… сэр? – сказал Дженкинс.

Сейчас он произнес слово «капитан» совсем не так, как при первом знакомстве. Тогда оно звучало панибратски, теперь он обращался как матрос к своему капитану.

– Да? – сказал Хорнблауэр.

– Это Оксфорд, сэр, здесь смена.

В дрожащем свете фонарей Хорнблауэр увидел двух людей, на которых указывал Дженкинс.

– Значит, теперь я могу пообедать? – спросил он с легкой иронией.

– Да, сэр, прошу простить, что из-за меня вам пришлось так долго оставаться без обеда. Сэр, я у вас в долгу. Сэр…

– Все в порядке, Дженкинс, – сказал Хорнблауэр поспешно. – У меня были свои причины торопиться в Лондон.

– Спасибо, сэр, и…

– Далеко отсюда до Лондона?

– Сто миль до Брентфорда, сэр, по реке. Вы успеете туда к рассвету. Как будет прилив, Джим?

– В самом начале, – сказал сменщик. – Там вы сможете нанять лодку и через час будете на Уайтхоллской пристани, сэр.

– Спасибо, – сказал Хорнблауэр. – Тогда я прощаюсь с вами, Дженкинс.

– До свидания, сэр, и спасибо вам, вы настоящий джентльмен.

Мария стояла на носу баржи, и даже в темноте Хорнблауэр чувствовал, что она его не одобряет. Однако когда она заговорила, по ее словам это было незаметно.

– Я раздобыла тебе горячий ужин, Горацио, – сказала она.

– Отлично, клянусь Богом! – воскликнул Хорнблауэр.

На причале девушки и мальчишки продавали путешественникам еду. Внимание Хорнблауэра привлек крепкий паренек с тележкой, на которой лежал бочонок, очевидно с пивом. Хорнблауэр ощутил, что пить хочет гораздо сильнее, чем есть.

– Вот чего мне надо, – сказал он. – Дай-ка мне кварту.

– У меня только пинты, сэр, – ответил парень.

– Тогда две пинты, бестолочь.

Хорнблауэр, не переводя дыхания, осушил деревянную кружку и принялся за вторую. Тут он вспомнил про манеры. Ему так хотелось пить, что он совсем о них позабыл.

– Хочешь пива, дорогая? – спросил он Марию.

– Наверное, я не отказалась бы от полпинты, – ответила Мария. Хорнблауэр мог бы заранее угадать, что Мария сочтет уместным для леди пить пиво полпинтами.

– У меня только пинты, сэр, – упрямо повторил паренек.

– Хорошо, дай леди пинту, а я допью, – сказал Хорнблауэр. Он почти опорожнил вторую кружку.

– Все на борт! – закричал новый рулевой. – Все на борт!

– С вас шиллинг, сэр, – сказал парень.

– Восемь пенсов за кварту пива! – возмутилась Мария.

– Недорого, – сказал Хорнблауэр. – На, держи!

С беспечной веселостью он дал мальчику полкроны[2], и тот, прежде чем сунуть монету в карман, радостно подкинул ее в воздух. Хорнблауэр взял из рук Марии кружку, опорожнил ее и отдал мальчику.

– Все на борт!

Хорнблауэр шагнул на баржу и аккуратно помог спуститься Марии. Неожиданно для себя он обнаружил, что на борту «Королевы Шарлотты» появилось еще несколько пассажиров первого класса. Двое или трое мужчин и шесть женщин сидели в освещенной лампой каюте, маленький Горацио спал в уголке. Мария смутилась – она хотела поговорить о семейных делах, но стеснялась посторонних. Она зашептала, указывая на сидящих с каменными лицами незнакомцев, давая понять, что если б не они, сказала бы куда больше.

– Ты дал этому мальчику два шиллинга шесть пенсов, дорогой, – говорила она. – Зачем?

– Это было чистое безумие, дорогая, – легкомысленно ответил Хорнблауэр. Он был очень близок к правде.

Мария вздохнула, глядя на своего необъяснимого мужа, который сначала швыряется деньгами, а затем во всеуслышание заявляет, что безумен.

– А вот и ужин, – сказала она. – Я его купила, пока ты разговаривал с теми людьми. Надеюсь, он еще горячий. Ты весь день ничего не ел, а хлеб и мясо, которые я взяла с собой, уже наверняка зачерствели.

– Я готов съесть все, что у тебя есть, и даже больше, – сказал Хорнблауэр. Если не считать кварты с лишком пива, желудок его был совершенно пуст.

Мария указала на деревянные тарелки, стоящие на скамейке рядом с маленьким Горацио.

– Ложки и вилки я достала наши, – объяснила она. – А тарелки мы оставим на барже.

– Отлично, – сказал Хорнблауэр.