– А здесь живет герцог, мэм. – Лодочник старался перекричать маленького Горацио. – А там, за деревьями, дворец епископа.
Мария впервые в Лондоне – удачно, что им попался разговорчивый лодочник.
– Смотри, какие хорошенькие домики, – говорила Мария, покачивая ребенка на коленях. – Смотри, какие хорошенькие лодочки.
Дома стояли все плотнее, лодка проходила мост за мостом, движение на реке становилось оживленней. Хорнблауэр вдруг понял, что они на окраине Лондона.
– Вестминстер, мэм, – сказал лодочник. – Я когда-то работал тут на перевозе, пока не построили мост. Теперь с каждого проходящего берут по полпенса, а честных лодочников оставили без заработка.
– Да уж, – сочувственно сказала Мария. Она успела позабыть, что должна вести себя как жена капитана.
– Уайтхоллская пристань мэм, а это Стренд.
В те горькие дни, когда Хорнблауэр остался не у дел и ходил в Адмиралтейство просить места, он часто брал лодку до Уайтхоллской пристани.
– Собор Святого Павла, мэм.
Теперь они в Лондонском Сити. Хорнблауэр чувствовал запах угольного дыма.
– Суши весла, Гарри, – вновь сказал баковый, оглядываясь через плечо.
Лодки, лихтеры и баржи шли по реке густым потоком. Впереди виднелся Лондонский мост.
– Греби, – сказал баковый, и оба гребца налегли на весла, пробираясь под мост между другими лодками. Под низкой аркой река, зажатая опорами, текла быстро и вновь замедлялась, выходя на свободу.
– Господи! – воскликнула Мария.
Им открылся вид на величайший порт мира. Одни корабли стояли на якоре, другие разгружались, и лишь посередине оставался узкий проход. Угольные бриги из северных графств, рамсгейтские траулеры, каботажные суда, корабли с зерном и над всем этим – серая громада Тауэра.
– Темзу за Лондонским мостом стоит посмотреть, – сказал загребной. – Даже сейчас, когда война.
Обилие торговых судов лучше чего-либо иного свидетельствует о неуспехе Бонапарта в его войне с Англией. Англию не завоевать, пока ее флот господствует на море, удушая Европу и обеспечивая процветание британской торговли.
За купеческими судами стоял на якоре военный корабль без стеньг. Матросы в люльках красили снаружи борта. На носу корабля высилась грубая деревянная фигура – женщина в тунике, покрашенная алой и белой краской. В коряво вырезанных руках она держала большие позолоченные ножницы, и по ним-то Хорнблауэр угадал свой корабль раньше даже, чем насчитал в борту одиннадцать пушечных портов, раньше, чем лодка прошла под кормой и он прочел название – «Атропа»[3].
Он смотрел на нее, силясь побороть волнение, и примечал дифферент, обводы, унтер-офицера на вахте – все, что можно было приметить за эти недолгие минуты.
– «Атропа», двадцать два, – сказал рулевой, заметив интерес Хорнблауэра.
– Мой муж – ее капитан, – гордо сказала Мария.
– Вот как, сэр? – загребной взглянул на Хорнблауэра с уважением, польстившим Марии.
Лодка поворачивала – вот Дептфордская бухта и Дептфордский пирс.
– Суши весла! – сказал баковый. – Греби! Шабаш!
Лодка заскрежетала о причал. Путешествие из Глостера кончилось. Нет, не совсем, решил Хорнблауэр, выбираясь из лодки. Еще столько хлопот впереди – найти жилье, перевезти туда багаж, устроить Марию, – и лишь потом он сможет отправиться на корабль. Жизнь – сплошная череда неприятных обязанностей. Под пристальным взглядом Марии Хорнблауэр расплатился с лодочником. К счастью, к ним сразу подошел отиравшийся у пристани паренек и предложил свои услуги. Он раздобыл тележку и погрузил на нее багаж. Хорнблауэр, поддерживая под локоть Марию с ребенком на руках, повел ее по пирсу.
– Поскорее бы снять туфли, – сказала Мария. – И переодеть маленького Горацио. – Сейчас, сейчас, мой хороший.
К счастью, до «Георга» оказалось недалеко. Толстуха-хозяйка, встретившая их на пороге, сочувственно оглядела Марию, провела их в комнату и тут же послала служанку за горячей водой и полотенцами.
– Сейчас, мой сладенький, – успокаивала хозяйка маленького Горацио.
– Ох, – сказала Мария, садясь на кровать и стаскивая туфли.
Хорнблауэр стоял у двери, ожидая, пока внесут сундуки.
– Скоро вам рожать, мэм? – спросила хозяйка.
В следующую секунду они с Марией уже беседовали о повитухах и всеобщей дороговизне – последнюю тему затронула Мария, желавшая поменьше заплатить за комнату. Слуга с парнишкой принесли багаж и поставили в комнате, прервав разговор двух женщин. Хорнблауэр торопливо вытащил из кармана ключи и встал на колени у сундука.
– Горацио, дорогой, – сказала Мария, – мы обращаемся к тебе.
– А… что? – рассеянно спросил Хорнблауэр через плечо.
– Хотите чего-нибудь горяченького, сэр, пока готовится завтрак? – предложила хозяйка. – Пунша? Чашечку чая?
– Нет, спасибо, – ответил Хорнблауэр.
Он уже открыл сундук и лихорадочно распаковывал вещи.
– Неужели ты не можешь подождать до завтрака, дорогой? – спросила Мария. – Тогда я все разберу сама.
– Боюсь, что нет, мэм, – ответил Хорнблауэр не поднимая головы.
– Твои лучшие рубашки! Ты их помнешь! – возмутилась Мария.
Хорнблауэр вытаскивал из-под них мундир. Положив его в другой сундучок, он принялся искать эполет.