Холоп-ополченец. Часть II

Михайла уже давно решил ехать на Владимир, а не на Муром. Ему еще в Москве Карп Лукич и Ферапонт так советовали. В Муромских лесах и прежде, в тихое время, пошаливали, а теперь еще пуще. Правда, Невежка с Нефедом пошли на Муром, но они шли пешком, да и взять с них было нечего. А у них со Степкой лошади были, а главное – у него была грамота, за которую он боялся больше, чем за лошадей. Все это он надумал, а теперь, правду говоря, он ни о чем не думал, только бы уехать скорей из казачьего стана, а там хоть к чорту на рога.

Гаврилыч вылез из землянки и долго смотрел им вслед.

Часть третья. Ополчение

I

Из казачьего лагеря Михайла со Степкой выехали легко. Никто их не останавливал, никто ни о чем не спрашивал. Да и спрашивать почти что некому было: казаки, вернувшиеся с круга, были в такой тревоге, так горячо спорили меж собой, что им ни до кого дела не было, а те, кто побежал грабить ляпуновский дом, еще не возвращались.

Наконец казачий табор кончился. Дальше опять лежал вытоптанный пустырь. Влево виднелись разрушенные стены Белого города, а впереди вновь раскинулся ратный стан, только уже не казачий – сразу видно. Палаток совсем не было, зато много стояло деревенских телег; были привязаны низкорослые косматые лошаденки, а кое-где даже коровенка или пара овец.

Михайла вспомнил, как еще Ферапонт ему говорил, что за казаками стали приволжские и северные ополчения и ближе всех костромичи с князем Волконским и ярославцы с Козловским. Подъехав ближе, они увидали, что телеги стояли не порожние. На всех лежали мешки, – должно быть, с мукой, с овсом, с огородиной.

«Хозяйственный, видно, тот князь, с дому разного запаса привез, – подумал Михайла. – Есть покуда чем кормиться ополченцам. Грабить не приходится. Лишь бы свои же казаки не кинулись грабить, как грозы на них не стало. Коли кого и боялись они, так одного Прокопия Петровича. На других они не поглядят. Тут-то, видно, не знают, что случилось, то и тихо у них».

Но хоть и тихо было, а все ж, видно, береглись.

Как только Михайла со Степкой стали подъезжать к лагерю, откуда-то из-за телег выехало несколько ратников верхами, с топорами за поясом и прямо поехали к ним навстречу. Поравнявшись, они спросили, откуда Михайла со Степкой едут и куда путь держат. Михайла объяснил, что едут они в Нижний Новгород. Сам он тамошний, а прислан был к московским посадским от Кузьмы Миныча Сухорукова. Оказалось – костромичи тоже знали Козьму Миныча и без всяких споров пропустили Михайлу с братом. Предупредили они только, чтоб ехали те сторожко: вокруг рыщут польские отряды и всех, кого встретят, ловят, расспрашивают и поворачивают назад в Москву.

Дальше они ехали без всякой помехи, обогнули лагерь и наконец выехали на большую Владимирскую дорогу. Михайла все ждал, что вот-вот попадутся им навстречу ляхи. Но на большой дороге было пусто, как в церкви после службы. Не только ляхов, но и русских людей они никого не встречали. Даже как-то жутко было. Михайле, правда, раньше не случалось ездить этим путем. К Болотникову они Муромской дорогой ехали. Но от возчиков он слыхал, что по Владимирской дороге народу во всякое время шло и ехало, точно по Московской улице: то обозы тянулись, то гурты скота гнали, то бояре с дворней из вотчин в Москву перебирались, то гонцы с гиком да с посвистом на конях скакали, а то богомольцы или нищие брели, мужики деревенский товар в Москву на базар везли, или колодники цепями пыль подымали да свои воровские песни пели.

Михайле вспомнилось, как они с Невежкой два года назад ранней весной из Калуги в Тулу пробирались. Сколько у них тогда попутчиков было, сколько на полях они хлеборобов видели! А теперь хоть шаром покати. И поля-то, видно, были не жаты и не кошены, нигде копен не видать. Вытоптаны, скорей всего, смотреть жалко, а которые, должно быть, и не засеяны были с весны. Словно мор прошел по земле и вымер весь московский люд. Правда, дело шло к вечеру, солнце далеко за полдень перевалило, но они проехали уже несколько деревень, и нигде-то их не окликнули, не спросили ничего, точно мужики боялись на улицу выглянуть, рады были, что их не трогают, и сами не задевали проезжих. Ребитишки, и те все попрятались. Видно, оголодали вконец.

Михайла, как выезжали они, сильно ляхов опасался, ну, а про то, что негде им будет на ночь пристать, ему и в голову не приходило. А вышло так, что сколько ни пробовали они в деревнях по пути на ночлег проситься, – не пускают. Так и пришлось им заночевать в поле под кустами, хоть и сильно ворчал Степка.

И на другой день тоже пусто было кругом. И тихо главное. Народу словно вовсе не стало. Точно татары прошли. Ну татары не татары, да, видно, ляхи почище татар будут. Разорили Русь, а народ затаился и злобу копил на своих лютых врагов.

В первой деревне не то что окна ставни, и те закрыты были.