Холоп-ополченец. Часть II

Степка быстро упал на колени. Патриарх снова перекрестился, возложил ему руку на голову и стал вполголоса читать молитву.

Ну, вставай, чадо. Будет тебе по вере твоей, сказал Гермоген, поднося к его губам свою руку.

Степка громко чмокнул, перекрестился, встал и еще раз положил земной поклон перед патриархом.

– Ну, идите теперь. Мне молиться надо. Час мой пришел.

Михайла тоже поклонился в поги патриарху и, дернув за рукав Степку, перешительно пошел к двери.

– А лист-то, лист-то забирай! – крикнул Гермоген, подойдя к аналою.

Михайла вернулся, взял пустой лист, проворно скатал его, сунул за пазуху, туда же засунул перо и чернильницу и, на этот раз уж не оглядываясь, пошел к двери, где его ждал Степка. Они вышли в первый покой и услыхали, как патриарх, поспешно прошаркав к двери, повернул со звоном ключ и снова быстро зашаркал в глубину своего покоя.

Михайла остановился и раздумывал, свесив голову, а Степка, выйдя от патриарха, быстро стряхнул с себя страх, который нагнал было на него гневный старичок. В Тушине он привык ни к чему не относиться с почтением. Теперь все, что было, только смешило его. Посмотрев на Михайлу, он вдруг фыркнул, так что Михайла даже вздрогнул от неожиданности и строго посмотрел на него.

– Сердитый! – сказал Степка и потом прибавил смешливо: – А как он про Ваську-то Шуйского. Слыхал?

Он хоть и любил Михайлу, а не мог упустить случая кольнуть его.

– Ну, то не твоего ума дело, – сурово оборвал его Михайла. – Ужо Карп Лукич рассудит. А ты ляху-то скажи, что, мол, облегченье чуешь.

Степка сердито отмахнулся.

Подойдя к наружной двери, они постучали.

Почти сразу загремел засов, и любопытный взгляд сивоусого ляха уставился в них.

– Ну что? – спросил он, выпуская их на крыльцо и снова задвигая засов. – Поздоровел, что ли? – заранее раздвигая рот, чтоб захохотать, спросил он.

– А как же, дяденька, смело заговорил Степка – Только лишь возложил на меня руку владыка да молитву стал читать, так и чую я, словно боль из меня выходит. Нога-то враз поздоровела. Гляди – вовсе не хромлю боле.

И Степка быстро прошел несколько шагов по крыльцу.

– А про руку, – зачастил Степка, – да про глаз сказал владыка, чтоб дома с молитвой повязки снял и под иконы положил. Все, мол, пройдет. Спасибо тебе, дяденька.

Поляк так и остался с раскрытым ртом. В его тупой голове не умещалась новая мысль, а что возразить – он сразу не мог придумать. Наконец он с сомнением покачал головой и сказал:

– А может и не пройдет. Ну, а вправду пройдет, приходи завтра, покажись, я тебе грош дам. – Приду, дяденька, ей-богу, приду.

– Спасибо, век за тебя буду бога молить, – сказал и Михайла. – Ну, идем, Степка, нечего тут зря людям мешать.

Михайла со Степкой быстро зашагали к Спасским воротам, торопясь уйти от стражников, провожавших их недоверчивыми взглядами. Михайла шел задумавшись, не отвечая на смешливые вопросы Степки. Не по себе ему было. И не только из-за того, что не вышло с патриаршей грамотой и даже не оттого, что Гермоген говорил так о ненавистном ему Шуйском. Что-то еще грызло его: иного он как-то ожидал от патриарха, хоть и сильно жалел его.

XII

Карп Лукич, Патрикей Назарыч и иные посадские с нетерпением ждали возвращения Михайлы. Они уж начинали тревожиться, не захватили ли их ляхи, и очень обрадовались, когда те вернулись.

– Ну, что, Михайла, повидал святого владыку? – спросил Карп Лукич.

– Грамоту-то принес, что ли? – подхватил нетерпеливо Патрикей Назарыч.

Михайла вынул из-за пазухи свиток и проговорил, опустив голову и не глядя ни на кого:

– Не принес грамоты. Вот и лист твой, Карп Лукич, чистый. Получай.

– Не допустили, стало быть, ляхи, – сказал Карп Лукич. – Наперед ведал я. Так лишь…

Но Михайла быстро замотал головой.

– Не то, Карп Лукич, пустили нас ляхи.

– И руку на меня возложил святой владыка и молитву читал, – зачастил Степка. Ему нетерпелось рассказать про себя.

– Помолчи! – махнул на него рукой Патрикей Назарыч. – Ну, Михалка, сказывай, с чего ж не дал грамоту владыка?

– Пущай по ряду все говорит, – прервал его Карп Лукич. – Говори, Михайла.

Михайла рассказал, как они попали к патриарху и как Гермоген гневно говорил с ними. Карп Лукич больше всего расспрашивал, когда патриарх послал грамоту в Нижний Новгород, и получил ли ответ оттуда. Но ответа не было.

– Может, и не дошла та грамота, – сказал Карп Лукич. – А ты сказывал владыке, что мы тебя с грамотой посылать хотим?

– Сказывал, Карп Лукич, явственно сказывал, – подтвердил Михайла.

– Так чего ж не похотел господин великий патриарх новую грамоту послать?

– Послал бы святой владыка, кабы дьяков у него ляхи не отобрали, а я, грешный, грамоте не обучен.

– Ну? – торопил Патрикей Назарыч.

– Великий патриарх честь книги церковные может, а письменной грамотой не просветил его господь, сказал Михайла немного смущенно.

– Вот оно что! – протянул Карп Лукич. – А мы про то и не ведали. Надо б кого, кто грамоте обучен, послать.

Михайла сказал, что святой патриарх словесно его благословил итти по городам и всему народу велеть ратных людей сбирать и на Москву слать.