Холод и яд

– Это ясно. Эти, – Фила удалось ухватить за руку раньше, чем он начал болтать лишнего. – Короче. Тебя подставили. Не Муромцев. Варька его хорошо тряхнула.

– Забавно, – безразлично хмыкнул друг, – я его только сегодня вспоминал. И вчера. Как мы с ним… Разговаривали. – Артём запустил ладони в волосы и сцепил их в замок на макушке; его глухой голос был пропитан злой иронией: – Меня вчера Лерка бросила.

Варя кхакнула и, вскинув брови, обернулась на Фила. Тот многозначительно почесал висок. Варя никогда не любила Лерку и считала, что только слабые отворачиваются от близких в период неприятностей. Но мысль почему-то не принесла ожидаемой радости и злорадного подтверждения своей правоты. Пальцы скользнули в жёсткие каштановые волосы Тёмы в попытке подбодрить друга мягкими поглаживаниями.

– А знаете, почему? Потому что не верит. Вернее, верит, что я не виноват. Но не верит, что я хороший друг. Требовала подписать эту бумаженцию.

– Какую? – рефлекторно спросила Варя, осторожно выпутав руку из его волос.

Артём вдруг рассмеялся и вылез из-за стола, закусив верхнюю губу. Засунув руки в карманы широких спортивных штанов, он заметался из стороны в сторону, как загнанный в угол зверь: так голодный хромой волк метался в местном зоопарке по вольеру. Фил подскочил и остановил Артёма, кажется, на третьем круге. Придержал за предплечье и шёпотом повторил Варин вопрос. Артём дёрнул плечом, посмотрел сначала в огонёк камеры видеонаблюдения, потом на стекло и мотнул головой:

– Да пофиг. Вы ж всё равно узнаете. От меня ждут свидетельских показаний против Шаховского. Старшего.

Фил так и остался стоять с протянутой рукой и приоткрытым ртом. Варя в испуге вытаращила глаза. Всё внутри напряглось в ожидании завершения свидания: их же попросили не обсуждать дело. Ничего не последовало. Просто вокруг словно образовалась вязкая непроходимая тишина. Артём посмотрел сначала на Фила, потом на Варю (и ей показалось, что друг повзрослел на несколько лет: такой утомлённый) и уселся на полу около стены.

– Жесть… – Варя закусила кончик косички и в растерянности спрыгнула со стола на пол.

Она совершенно не ожидала, что дело примет такой оборот. И как теперь рассказать Тёме о маме, Варя не знала. Недоверие отца, предательство Лерки, выбор между Филом и свободой, а теперь ещё и приезд матери, которой (Варя знала это точно) Артём частенько привирал о совершенно отличном положении дел. «Как же ты со всем справишься…» – Варя сочувствующе взглянула на Артёма, уткнувшегося затылком в стену. Вдруг рядом с ним бухнулся Фил с неуверенно-оптимистичной усмешкой, совершенно не заботясь о чистоте светлых джинсов:

– Согласен. Тут сидеть удобней.

– Если послезавтра на меня заведут дело, – Артём почесал бровь и кивнул в пустоту, – а они заведут. Похоже, заведут: они так серьёзно настроены… Короче, мне капздец. Да-аже если меня отмажет адвокат, в чём я лично сомневаюсь, потому что на хорошего у нас денег нет, а государственные все связаны, – друг многозначительно постучал указательными пальцами друг о друга. – И да-аже если суд признает мою невиновность, можно ставить крест, – обречённо махнул рукой. – Пробыл под следствием столько-то. Это навсегда в личном деле. Какой из меня, в таком случае, блин, дипломат.

– Артемон, не кисни, – Фил дружески пихнул его локтем в плечо. – Мы поможем.

– Хорошо тебе рассуждать. Ты на свободе, а я… Не уверен, что выползу отсюда в ближайшем будущем.

– Да! Мы всё сделаем! – запоздало поддакнула своему парню Варя.

От хрипловатого голоса друга и погасшего взгляда её начинало мутить. Всё сворачивалось в тугой комок; рёбра сдавливало до хриплого вдоха; в глазах покалывало, а на языке крутились сотни ободряющих слов. Да только, Варе казалось, они были бесполезны здесь и сейчас. Пустышки, которые сделают только больнее.

– Да что вы сделаете?.. Тоже уговаривать начнёте, как Лерка? Или что?

Варя мотнула головой и заметалась по допросной. «Тук-тук», – глухо постукивали её каблуки по голому бетону. Хотелось действовать, куда-то нестись, что-то делать, но всё было слишком неопределённым, слишком запутанным. И оставалось лишь ощущение собственной беспомощности и бессилия. Она даже друга поддержать не может!

– Вы хоть навещать меня будете?

Артём погружался в уныние с каждой утекающей секундой: понимал, что свидание не вечное и что ребят вот-вот попросят выйти. Или выведут его. Он мрачнел и хрипел всё сильнее, словно из него вытягивали жизнелюбие эти мрачные серые стены. Да и Варя, надо сказать, не находила тут места. От ощущения чьего-то пристального наблюдения никак нельзя было избавиться. Варя замерла перед мутным зеркальным стеклом и глядя не на своё отражение – вглубь зеркала, по ту сторону, деловито расправила потрепавшиеся косички.