Холод и яд

Варя дала им два часа. Папе – поужинать, остыть после работы, уладить все дела, выпить кофе и уединиться с работой в спальне-кабинете. Себе – откопать среди груды своих сумок подходящий на завтра рюкзак, поковыряться в учёбе и сердито захлопнуть её, просмотреть полсерии сериала, скептически оглядеть свои черновики и с трудом подавить в себе желание выбросить их в мусор. Вообще, появилось зудящее желание выбросить в мусорку всю эту неделю. Варя крутанулась на кресле, продолжая мучить любимую игрушку; взгляд упал на календарь, и с губ сорвался страдальческий стон. На календаре был только вторник. А Варя надеялась, что уже суббота.

Тяжело поднявшись, Варя побрела на эшафот – в родительскую спальню. Она уже чувствовала, как её будут казнить и миловать, даже несмотря на заверения папы не ругаться, если она вляпается во что-то потяжелее двойки. Сомнительно, что папа рассчитывал на проблемы такого масштаба, да притом не собственно Варины, а по-дружески разделённые с парнями. На это слово Варя наложила строгое табу: мальчики, Артём и Фил, но никаких фамилий (особенно Шаховского: у папы были натянутые отношения с Шаховским-старшим), никаких «парней» (слишком многозначное слово). Одна рука крепко прижала игрушку к животу, другая ладонь накрыла металлическую ручку и плавно провернула. Щелчок выстрелом отдался в сознании, и колени подкосились.

«Труси-ишка», – попыталась подбодрить себя Тёмкиной интонацией, и осторожно просунула лицо в кабинет. Папа сидел за рабочим столом, постоянно кликая мышкой в каких-то таблицах и перебирая бумаги.

– Па-ап, – осторожным полушёпотом окликнула его Варя.

Папа дёрнулся, поднял голову и слегка затуманенным взглядом окинул её. Болезненно помассировал переносицу: видимо, работал с документацией уже так долго, что в глазах резало. Варя виновато приподняла брови и кивнула:

– Можно тебя отвлечь?

– Чего тебе, Вар-Вар-Вар-Вара?..

Папа добродушно усмехнулся, но в полурасслабленной позе его Варя различила усталость. «Может, ничего и не говорить? Он и так устал, а тут ещё я со своими дурацкими проблемами. Папа с мамой, наверняка, всё бы решили сами, без вмешательства родителей, а я, как маленькая девочка…» – Варя проскользнула в спальню, захлопывая дверь. Чем больше шагов сделано, тем сложнее отступать.

– Да так просто. У тебя всё хорошо? – не начинать же сходу, в самом деле!

– Да… – папа поморщился, небрежно поддевая мизинцем бумаги. – Всё хорошо, дочь. Так, мелкие неприятности.

– Мелкие? – Варя привалилась плечом к книжному шкафу, наискосок проглядывая валявшиеся документы. – Это сметы какие-то, да? Ну, вот, тут бетон.

– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – папа быстро сгрёб документы в стопку и расположил их подальше от ненасытного Вариного взгляда. – Да, доча, сметы… Проверяю. Как говорится, меня терзают смутные сомнения…

– А… Разве у тебя нет людей, которые это сделают?

Папа глухо рассмеялся, поднимаясь с кресла и чуть нависая над Варей, а потом мягко укутал её в объятия, вполголоса рассуждая, что обученные люди, конечно, есть, но и у него образование не просто так и никому он не доверяет, как самому себе. Папа говорил размеренно и убаюкивающе, и от этого в душе словно бы пробился ручеёк доверия и спокойствия, маленький, юркий, разносящий по телу тепло.

Конечно, может быть, идеальная Варя Ветрова бы и разрулила сама ситуацию, но Варя, такая, какая она есть, не видела возможности обойтись без родительской помощи. И лучшего момента, чтобы признаться в этом, не нашла. Варя подняла голову, сталкиваясь с папиным взглядом, тёмным, усталым, но при этом сверкающим каким-то теплом. Улыбнулась рассеянно и даже устало, потрясая игрушку, что по-детски держала за лапу:

– Мне помощь твоя нужна, пап.

– Что: опять геометрия не получается?

Варя плотно поджала губы и отрицательно мотнула головой, неимоверным усилием воли вглядываясь в папу. Если мама обладала какой-то феерической способностью предчувствовать, то папа умел понимать: он читал окружающий мир и людей, как раскрытую книгу. По его взгляду, вмиг потяжелевшему, по опустившимся уголкам губ, Варя поняла, что путь отрезан. «Отступать некуда – позади Москва», – объятия расцепили они медленно, и в комнате словно стало холоднее. Варя нервно подёргала уши Пса и страдальчески возвела брови, стараясь придать взгляду самое невинно-наивное выражение, на которое только была способна.

– Ну-ну, – хмыкнул папа и кивнул на диван, – садись и вещай, Птица-Говорун.

– Птица-Говорун отличается умом и сообразительностью, – попыталась кисло отшутиться Варя, забираясь на родительский бежевый диван, небрежно накрытый пледом, с ногами и всё ещё не отпуская игрушку.

– Надеюсь, что так.

Папа сел грузно и с силой, так что диван протяжно скрипнул под ним.