Холод и яд

Илья с трудом сдержался, чтобы издевательски не прыснуть: этот вопрос он задал себе, едва получил под свой контроль неудержимых подростков своего лицея. Прошлый главарь ушёл, силами родителей пристроенный в приличный ВУЗ, и о нём тут же позабыли, перекинувшись к Илье. Парням (и некоторым девчонкам) было плевать, кто стоит над ними – им нужно было постоянное движение. Илья попытался минимизировать криминальные привычки, введённые предыдущим главой: запретил красть в магазинах (хотя они продолжали делать это на спор), вымогать деньги у учеников лицея (всех попавшихся подвергали оглушительному изгнанию), во время драк бить по лицу, в конце концов (у них всё-таки родители не какие-нибудь пьяницы-сантехники, а хитрые и небедные люди: догадались бы). Но оставались граффити на «своих» территориях, оставался регулярный взнос на закрытые тусовки банд, остались соперники, с которыми надо бороться – иначе какой вообще во всём смысл?

Чем ближе была весна, тем чётче Илья осознавал, что наступает пора что-то сделать с бандой. И он решил разогнать её.

Совсем.

И сейчас ему нужно было начинать медленно подводить банду к распаду. В первую очередь, устранить смысл банды: врагов. Притом устранить так, чтобы все его подчинённые думали, что они победили, а оппоненты сохранили с ним нормальные отношения.

– В отличие от некоторых, я привык думать наперёд, – многозначительно поднял бровь Илья, зачерпывая снег и задумчиво катая из него снежок. – Удивлён, что ты тоже. Растёшь на глазах, Родионов.

– Можешь не утруждать себя комплиментами, – закатил глаза Артём. – Ближе к делу.

– Собственно… Это и было моё дело, – пожал плечами Илья. – Я планирую с марта месяца подводить своих к мысли, что пора заканчивать этот цирк уродов. Если ты понимаешь, о чём я.

– Я смотрю, ты прям всё для народа… – ядовито усмехнулся Родионов.

Илья хмыкнул: «У кого друзья-товарищи-человеки, а у кого цирк уродов. Деревянные солдаты Урфин Джюса, блин!» Снежок разлетелся белыми брызгами в сжавшемся кулаке:

– А тебя касается? Мои уроды – как хочу, так и зову.

Родионов ехидненько покивал головой. Илья шумно выдохнул:

– Короче, сегодня последняя встреча. Разбегаемся.

– Вот так просто?

– А тебе фанфары нужны или поминальный оркестр? Кажется, с Леркой мы всё решили в декабре уже совсем окончательно, не? Что тебя ещё держит-то? Ты ж не Шаховской с высокой формой агрессии.

Когда на коже Родионова проступили багровые пятна, Илья садистски усмехнулся: наконец-то и он надавил на больное. За Шаховского Родионов бился, как за самого себя, и Илья никак не мог понять причину. Ещё когда они с Филом были одноклассниками, было ясно, что Шаховской не может дать ничего, кроме дурацких усмешек и бредовых идей. Но к нему почему-то тянулись, ему улыбались в ответ даже те, кто, как казалось Илье, в принципе не умел улыбаться.

Голос Артёма металлическим звоном прокатился по детской площадке:

– Ты прекрасно знаешь, что Фил не такой. Просто ты тоже его за что-то не любишь. Он тебе на хвост наступал в школе, да?

Илья поморщился. В восьмом классе, когда его принимали в банду старшеклассников, туда же пытался попасть Шаховской, и один восемнадцатилетний идиот (тогда он, конечно, казался Илье чуть ли не богом) решил устроить между двумя парнями соревнование. Для Шаховского всё было забавой. Для Ильи – бесценной возможностью стать ещё сильнее. А такие шансы Илья упускать не привык. Вгрызался зубами, рвал до истощения – и наконец получил желанную власть, от которой, впрочем, уже начинало подташнивать.

– Ничего личного, – мотнул головой Илья. – Просто все выживали, как могли. То, что он не смог, меня не касается.

Усмешка Артёма, презрительная, неприятная, как гнилой помидор, глухо шлёпнулась в душу. Илья скривился:

– Короче, Родионов, пока дают – бери: разбегаемся мирно, как будто ничего и не было.

Взглянуть свысока, небрежно и пафосно, отчего-то не получилось. Как будто кто-то сильный наступил на Илью, прижимая к земле. Родионов в задумчивости многозначительно потёр предплечье, некогда в драке сломанное Ильёй, и нехороший холодок цепкими коготками прокрался по позвоночнику.

– И чего ты задумался?

– Нельзя делать вид, что ничего не было, если что-то было. Притом было, – Артём очертил пальцем шрам на предплечье; Илья сглотнул и повёл бровями. – Короче… Ты понимаешь. Из истории нельзя ничего вычеркнуть.

– Но её можно переписать…

– Это для потомков. Так о чём я, – Артём растёр ладонями лицо и хохотнул. – Да! Мы не можем разойтись и сделать вид, что у нас нормальные отношения. Это будет глупо.

– Ну с тобой-то у нас всё нормально… – настороженно заметил Илья.

Родионов сдержанно хмыкнул в сторону и неопределённо мотнул головой:

– Предположим. В принципе, я согласен на завершение этой игры. Я парням объясню – они поймут.

Перчатка словно сама соскользнула с ладони. Колючий мороз лизнул горячую руку, протянутую для рукопожатия. Артём не торопился. Прищурившись, разглядывал окна домов, словно выискивал в них не то подсказку, не то приказ. А потом мотнул головой:

– Но. Ты должен кое-что сделать.